Главная                       Предыдущая                        Оглавление                       Следующая                         Скачать в zip

 

Самоуправление и российская трансформация

 Левчик Д.А.

 

Речь сегодня пойдет о низовых формах активности населения. Об общественном самоуправлении. Причем не только территориальном общественном самоуправлении в форме КОС, но и о производственном в форме забасткомов.  Я кратко изложу результаты своих более чем десятилетних исследований этого явления. Частично они уже изложены в моей монографии, а также моих публикациях в журнале «Социс» и в интернете (1).

Территориальному общественному самоуправлению (ТОС) и комитетам общественного самоуправления (КОС), появившимся еще в 1988 году, как  объектам исследования не повезло. Сначала исследователи о них молчали. Молчали 10 лет. Лишь недавно появились научные работы о развитии территориального самоуправления в России. Появились классификации органов ТОС: “вписывание” их в “жилищную лестницу”, классификация по степени вовлеченности жителей в ТОС - прямое, непрямое участие, коалиция нескольких организаций. Анализируются правовой статус ТОС, генезис этих органов и место в структуре органов власти и управления Российской Федерации (2). Однако, практически, все авторы говорят о КОС как о форме рационального социального движения, не замечая иррациональные проявления политического поведения активистов движения самоуправления. Убежденность в рациональности самоуправленцев приводит социологов и политологов к соответствующим приемам работы с КОС и, соответственно, к очень скромным результатам. Кроме того, одинаковые формы жилищного движения у нас в стране и на Западе породили идею о том, что содержание этих движений одно и тоже.  Следствие этого - тождественный исследовательский и социотехнические подходы к проблеме КОС, что также приводит к исследовательским и политтехнологическим неудачам. Кроме того, одной из причин слабой изученности КОС является отсутствие полной и репрезентативной источниковой базы.

Другой объект исследования – забасткомы. Литература о современном профсоюзном, рабочем протестном и забастовочном движении в России обширна и до предела политизирована. Классифицируя исследователей по политическим взглядам можно выявить, как минимум, три точки зрения на забастовочное движение начала 90х:

1. Демократическая. Она гласит, что рабочие в конце 80х – начале 90х бастовали «в поддержку рыночных реформ». Авторы, придерживающиеся этой точки зрения, создавали свои произведения либо по заказу министерства труда, либо на деньги западных грантов. Условно мы назовем этих авторов группой Л.А.Гордона по имени руководителя большинства проектов. Для доказательства тезиса о «демократизме» бастующих талантливые исследователи даже шли на прямые исследовательские подлоги - строительство выводов на базе нерепрезентативных социологических опросов. Так выводы о «демократизме» шахтеров строились подчас на изучении мнения 26-37% делегатов шахтерских съездов, из которых 20% опрошенных - управленческий персонал, а не рабочие (3). Правда, со временем, к концу 90х группа Гордона вынуждена была частично изменить свои позиции, признать наличие и даже доминирование иных, подчас вовсе недемократических тенденций в развитии рабочего движения (благо исследовательский материал давал такую возможность на каждом шагу!). Но скорректированные выводы были отнесены ими к более позднему хронологическому периоду забастовочного движения чем, фактически, не призналась ошибочность ранней позиции.

    2. Коммунистическая (скорее - КПРФовская). Ряд бывших лидеров КПСС, а ныне лидеров КПРФ излагает (крайне удивившую автора настоящей работы) версию об отсутствии рабочего движения, например,  в период сопротивления ГКЧП. Так А.Лукьянов, рассуждая о событиях августа 1991 г., пишет, что по призыву Б.Ельцина «бастовала только РТСБ» (4).  К сожалению, это неаргументированное мнение проникло и на страницы учебников истории. «Призыв Б.Ельцина в августе 1991 г. к всеобщей забастовке услышан не был», - уверяет подрастающее поколение авторский коллектив учебника «История России. Советское общество. 1917-1991 г.г.: Экспериментальное учебное пособие для средних школ»(5). В целом, для КПРФовского взгляда на забастовочное движение, характерно подчеркивание того, что забастовки начала 90х под демократическими лозунгами организованы «продажными» лидерами, а под коммунистическими – «выражают волю народа». При этом важнейший вопрос – о месте и значении забастовочных комитетов как органов производственного самоуправления коммунистами почти не изучается.

3.Социал-демократическая и близкая к ней социалистическая.

Для исследователей, придерживающихся этой точки зрения характерны негативные оценки и приватизационного процесса начала 90х, и роли КПСС-КПРФ. Пытаясь усилить возможности рабочего движения, дать ему социалистические (в западном понимании этого слова) ценности в начале 90х годов лидер Партии труда Б.Кагарлицкий и одна из лидеров СДПР Г.Я.Ракицкая  пытались предложить движению иные формы приватизации и самозащиты от произвола предпринимателей (6). Причем, наряду с развитием независимого профсоюзного движения, учитывалась (почти нереалистичная, на наш взгляд) возможность трансформации профсоюзов системы ФНПР в независимые профсоюзы. Аналогичную позицию занимала тогда газета МФП «Солидарность» и журнал «Альтернативы». В конце 90х-начале 2000 годов группа авторов этого журнала (Рудык Э.Н., Керемецкий Я.Н.,  Булавка Л.А., которых условно назовем группой А.Бузгалина по имени руководителя) начала исследовать захваты предприятий бастующими. В опубликованной в 2000 году работе указанных авторов проанализирована ситуация на 9 предприятиях, где были попытки захвата протестующими рабочими и установления рабочего контроля в разной форме. Они убедительно показали непрочность приватизации, возможность передела собственности, а также иллюзорность гражданского мира в России. Группа А.Бузгалина доказала, что в нашей стране возможны успешные протестные действия рабочих, появление производственного самоуправления, возрождение коллективизма и солидарности, показала значимость и сложность борьбы рабочих за контрольный пакет акций своего предприятия. В 2001 году, через год после публикации работы «Рабочий протест в России: опыт и проблемы», одна из соавторов, Л.А. Булавка издала книгу «Рабочий протест в России: опыт и проблемы» (7). Источниковой базой для ее исследования послужили опросы и интервью, проведенные на 19 крупных российских предприятиях. Достоинством работы является то, что показано развитие конфликтов на этих предприятиях глазами рабочих, рассказано о  самоорганизации и самоуправлении на предприятиях в ходе протестных действий, например, при захвате предприятия бастующими и организации на нем производства без участия старой администрации. При этом автор далека от идеализации рабочего движения. Она говорит о случаях предательства рабочими своих лидеров,  о пьянстве, об «окрестьянивании» рабочих.

Итак, в российской историографии мы выделяем демократическую, КПРФовскую, социалистическиую и социал-демократические точки зрения на развитие забастовочного движения в стране. При этом нельзя не отметить парадокс российской историографии – все исследователи рабочего движения  в той или иной мере апологетизируют профсоюзы как форму объединения трудящихся. 

К сожалению, в нашей историографии нет исследований, сопоставляющих развитие территориального и производственного самоуправления в России, хотя сама постановка вопроса об этом звучала неоднократно, например, на страницах журнала «Самоуправление».

Мое исследование является пионерским в этом смысле.

Мы планировали изучить:

Предпосылки для возникновения забастовок и территориальных протестных движений. Механизм рождения этих движений, их значение для интеграции страны в капиталистический рынок. Механизм создания форм изучаемых протестных движений, функциональные и структурные особенности этих движений. Характер и степень разработанности требований, выдвигаемый активистами органов общественного самоуправления. Характер законов, регламентирующих деятельность изучаемых организаций. Алгоритм трансформации органов общественного территориального и производственного самоуправления. Основные источники и масштабы финансирования КОСМ и забасткомов. Социально-возрастной и социально-статусный состав актива. Алгоритм уничтожения органов общественного территориального и производственного самоуправления. Среду функционирования. Эмоционально-политическое воздействие, которое оказало возникновение КОСМ и забасткомов на страну. Пиаровские усилия, прилагаемые СМИ для освещения деятельности забасткомов и КОСМ. Наконец, масштаб изучаемых явлений.

Источниковая база нашего исследования  уникальна.

Основой источниковой базы для исследования территориального общественного самоуправления являются копии документов подкомитета по развитию самоуправления Комитета по вопросам работы советов народных депутатов и развитию самоуправления Верховного Совета РСФСР, спасенные мной из здания Верховного Совета России накануне октябрьских событий 1993г. Это материалы о 302 КОСМ и 19 инициативных группах по созданию КОСМ из 32 городов России (в основном, по состоянию на октябрь 1991 г. - март 1992 г.г.). 

Не менее значимой частью  источниковой базы являются материалы комиссии Моссовета по работе с местными советами и развитию самоуправления.  Эти материалы содержат данные  о 155 КОСМ г.Москвы и 23 Советах общественности микрорайонов (СОМ) и трех социально-педагогических производственных комплексах (СППК), действовавших в 1988-1993гг..

Важной частью источниковой базы является архив первого зарегистрированного в России КОСМ Братеево. Архив передан нам на хранение, согласно решению  КОСМ. Его фондообразователями стали КОСМ Братеево, Совет муниципального округа (СМО) Братеево, а также активисты КОСМ. Основу архива составляют протоколы конференций КОСМ, протоколы заседаний КОСМ и КС КОСМ, протоколы собраний жителей, переписка активистов КОСМ с органами государственной власти, СМИ, природоохранными организациями. В архиве собраны материалы выборов, референдумов, а также все листовки политических организаций, распространяемых по Братеево.

Значимой частью источниковой базы нашего исследования являются материалы конкурса “Оценка положительного опыта деятельности ТОС и создание условий для его дальнейшего развития в Российской Федерации”, проводимого в 1998-99 г.г. Московским общественным научным фондом (МОНФ).  Эти материалы хранятся в архиве МОНФ. Это прямые данные о 91 КОС из 28 городов России, которые охватывают следующие регионы:  Северо-Западный (7 городов), Центральный (7), Поволжье (4), Северный (3), Урал (1), Сибирь и Дальний восток (3), Южный (3). Они частично опубликованы в  1999 г. в сборнике “Территориальное общественное самоуправление: опыт деятельности”.  

Мне удалось в 1992 г. обработать личный фонд А.И.Лумпова, основателя Всесоюзного движения за самоуправление на предприятиях и территориях. Все копии документов из этого фонда были мне подарены. А.И.Семченков, активист КОСМ Борисово, предоставил  ксерокопии материалов о деятельности КОСМ Борисово за 1988 - 1991 гг.  

Интересный комплекс источников представляет коллекция самоуправленческой прессы. Это: “Информационный бюллетень ССМ3” (Бауманский район г.Москвы), “У нас на Соколе” (СОСП Сокол, г.Москва), “Арбатский вестник” (КОСМ Арбат, г.Москва), “Наш двор” (КОСМ Пресня, г.Москва), “Информационный бюллетень Независимой ассоциации местного самоуправления” (СОСМ Ясенево, г.Москва), три братеевские газеты - “Братеево”, “Наши проблемы”, “Информационный бюллетень КОСМ Братеево”, а также журнал “Самоуправление”. «Наша газета», издаваемая в микрорайоне Заречный подмосковного города Щелково. Перечисленные издания выходили в 1989 - 1994 г.г.  небольшим тиражом (до 1000 экз.). Они освещали, в основном, деятельность московских КОСМ и являются не только прекрасным источником информации о мировоззрении активистов КОСМ г. Москвы, но и хорошим иллюстративным материалом.

Серьезным дополнительным источником для нашего исследования стали публикации о КОС в сети Интернет. Эти публикации найдены, используя поисковую систему «Яндекс» по параметру «комитеты территориального общественного самоуправления». В результате поиска мы выявили источники, которые условно можно разделить на 5 групп материалов:

1. веб-сайтов ресурсных центров по ТОС (например, http://nfst.mccinet.ru );

2.официальных сайтов городов, где развивается движение ТОС (http://www.protvino.ru, http://vdonsk.narod.ru и др.);

3.сайтов КОСМ (например, http://cip.nsk.su);

4.личных сайтов  лидеров движения ТОС (самый крупный – http://kishinets.ru );

5.веб-сайтов политических партий и движений, связаных с КОСМ (например, http://antiktk.nm.ru , http://www.leviy.ru ) .

            Очень интересна и по своему уникальна та часть источниковая базы, которая послужила основой для исследования забасткомов.

Впервые я столкнулся с забастовочным движением в январе 1990 г., когда забастовали архивисты г.Тулы и я (тогда аспирант Института всеобщей истории и преподаватель Историко-архивного института) собирал деньги в поддержку забасткома архивистов. В мою бытность народным депутатом Красногвардейского райсовета г.Москвы, в 1992 г., я столкнулся с забастовками школ, детских садов и поликлиник. Также мне довелось заведовать отделом международных связей и общественных отношений Независимого профсоюза горняков России (при этом в мои должностные обязанности входило восстановление архива НПГ, уничтоженного в 1992 г.) , консультировать Объединенный профсоюз трудящихся кооперативных предприятий, ЦК Российского профсоюза работников среднего и малого бизнеса, входить в комиссию исполкома московской организации Социал-демократической партии России по связям с профсоюзами, некоторое время быть членом штаба поддержки Федерации профсоюзов авиадиспетчеров России (в период подготовки этого профсоюза к осенней забастовке 1992 г.), консультировать Росуглепрофсоюз и быть членом исполкома движения “Шахтеры России” (1995 г.).  Материалы этих профсоюзов, отложившиеся в моем личном архиве, стали важной частью источниковой базы работы, предлагаемой Вашему вниманию. В конце 1994 - начале 1995 гг. я работал в Национальной информационной корпорации (НИКО) - аналитической структуре группы “Олби”. Материалы корпорации также использованы в этой работе.

Основой источниковой базы исследования забасткомов является личный фонд лидера Объединенного забастовочного комитета производственного объединения “Севуралбокситруда” (ОЗК ПО СУБР) В.Чезганова, который он мне подарил в 1993 г.  Фонд содержит материалы о деятельности забастовочного комитета ПО СУБР в 1991-1992 г.г., о развитии забастовочного движения в Североуральске и становлении в этом городе Независимого профсоюза горняков.  

При написании работы я также пользовался опубликоваными материалами. Главное - результатами социологических опросов, опубликованных в сборнике “Шахтерское движение: документальные и аналитические материалы”. Использованы также материалы сборника документов “Забастовка: вынужденная мера защиты законных прав, не тот ли это путь?”.

Много интересных данных для нашего исследования подчеркнуто из сборников Учебно-исследовательского центра Московской федерации профсоюзов, а также из периодики, в первую очередь - левого толка. Это: “Черное знамя” (газета анархистов), “Рабочая демократия” (газета троцкистов), “Рабочий”, “Голос” (газеты анархо-синдикалистов), “Трудовая Россия” (газета радикальных коммунистов), “Антитеза” (газета примыкает по взглядам к Новым левым), “Рабочее слово” (газета близкая к идеологии СДПР). Использовал я прессу ФНПР - газеты “Солидарность” и “На-гора” (Росуглепрофсоюз), кроме того - локальные газеты, например, “Донецкий рабочий” (Ростовская обл.).

Мне довелось и самому проводить социологические опросы. В 1992 г. я провел опрос членов Совета представителей НПГ. Будучи сотрудником Службы избирательных кампаний и кадровых рекомендаций СДПР в 1992 г., я провел опрос среди делегатов IV съезда СДПР, который состоялся в июне 1992 г. в г. Москве и г. Люберцы, Московской области. В анкету были включены вопросы о влиянии СДПР на КОСМ и забасткомы.  Удалось опросить 65 делегатов съезда из 120, представляющих 44 территориальные организации из 105 существовавших в то время.

В ходе работы в консалтинговом агенстве “Николо М” и фонде “Политика” в 1995-1999 г.г., я провел 18 фокус-групп в городах Барнаул, Вологда, Владимир, Волгоград, Чебоксары, Ирбей (Красноярский край), Светлоград (Ставропольский край).  Группы составлялись по возрастному признаку - младшая (до 25 лет), средняя (25-45 лет), старшая (свыше 45 лет). На обсуждение участников групп выносилась проблема образа власти в стране.  Целью фокус-групп  являлось определение мотивов электорального поведения участников. Путеводитель по группе содержал диагностические вопросы о степени социальной стрессированности участников, вопросы об общем определении понятия “власть”, вопросы конкретизирующие инструментарии власти, аксиологические вопросы, вопросы об имидже “идеальной власти”. Для активизации участников и получения информации об электоральном поведении часто использовалась провокативная методика. Например, задавался вопрос: ”Если Вы уверены, что вся власть в стране - в руках мафии и от голосования ничего не зависит, то почему Вы принимали участие в выборах? ” и т.п. вопросы. Материалы фокус-групп четко характеризуют отношение к власти в зависимости от возраста. Это также использовалось при анализе среды функционирования КОСМ и забасткомов.

Методы сбора дополнительных источников были разнообразны: часть материалов получена в ходе политологической практики, другая - представлена нам как действующему политику. Соответственно, можно говорить о широком использовании метода включенного наблюдения за событиями, т.е., например, будучи активистом КОСМ Братеево, мы фиксировали в дневнике многие действия комитета, документально не зафиксированные.

Часть материалов о связях партий и КОСМ получены мною после разгрома ГКЧП из идеологического отдела Красногвардейского РК КПСС.  20 августа 1991 г. я пришел в идеологический отдел райкома, представился “защитником Белого Дома”,  заявил оставшимуся сотруднику, что “есть опасность уничтожения коммунистами-путчистами архивов партии”, после чего потребовал отдать  материалы отдела РК КПСС.  Я вынес из райкома такое количество документов, которое сумел унести за один раз.  В настоящее время они хранятся в моей коллекции и были использованы при написании данной работы.

Что показал наш анализ становления территориального общественного самоуправления?

Он показал, что в начале 1988 г. в Москве на районном уровне был начат эксперимент по созданию советов общественности микрорайонов (СОМ) и социально-педагогических производственных комплексов (СППК), на практике превратившийся в трансформацию политической системы в микрорайонах и передачу денег из районных бюджетов в негосударственные структуры. Подобный эксперимент мог бы зачахнуть из-за слабости идеологической базы, кадровой необеспеченности и финансовых трудностей, если бы не одержавшее победу протестное движение в московском микрорайоне Братеево, летом 1988 года. Именно в Братеево соединились модернизационное движение «сверху» и протестное движение «снизу» - выступление против строительства промзоны. Эти «папа и мама» породили принципиально новую форму общественной активности – комитет общественного самоуправления микрорайона (КОСМ).

Созданию КОСМ предшествовало складывание в этом микрорайоне социально-технологических, социально-психологических и субъективных причин для развития и разрешения крупномасштабного кризиса:

1. Промышленная зона Братеево-Борисово и жилые микрорайоны строились с нарушением существующего градостроительного и санитарного законодательства;

2. В строящихся микрорайонах не создавались объекты социальной инфраструктуры;

3. Уже существующие промышленные предприятия серьезно загрязняли воздушную среду микрорайона и влияли на здоровье жителей.

4.Возникли аномические соседства офицеров, многодетных, «лимитчиков»;

5.Возникло мощное диффузное соседство алкоголиков;

6.Возникли оборонные соседства «гаражников» и «огородников»;

7.Представители этих соседств были подвержены серьезному социальному стрессу, связанному с развитием уличной преступности, плохой работой общественного транспорта и переполненными школами;

8.Представители этих сообществ были подвержены технофобии, которую актуализировали слухи и листовки, распространяемые по микрорайону;

9.В силу отсутствия телефонов и слабой уличной телефонизации, в Братеево была создана уникально благоприятная среда для распространения слухов.

10. Жители конца 3 и 4 микрорайонов Братеево обладали большим организационным потенциалом и были более состоятельные, более мобильные новоселы, нежели остальные братеевцы. Это был своеобразный «средний класс», очутившийся в «клоаке» - самом неблагоприятном месте депрессивного микрорайона Братеева.

Возникновение социального конфликта в Братеево условно разделено нами на два этапа, в основном, согласно степени организованности протестующих и степени радикализации конфликта. На первом этапе братеевцы пытались в письмах выразить свое недовольство сложившейся в микрорайоне ситуацией, на втором – пошли на открытое противостояние с властями и создали орган для борьбы с властями, в этом смысле – антивласть – Совет инициативных групп. Это был идеальный орган антивласти, орган для организации «разрешенного властями бунта», как социально-ролевой игры, то есть  для созыва несанкционированных, но и не запрещенных сходов, пикетов, собраний, а также для проведения субботников (в некотором смысле, тоже «бунт»). Особую роль в «разрешенном бунте» играли митинги-сходы. В ходе проведения митингов-сходов создавалась обстановка эйфории, которая позволяла мобилизовывать актив протестного движения для выполнения решений Совета инициативных групп. Сам же совет под конец своей деятельности начал выполнять представительскую функцию по отношению к властям. Однако этот орган был совершенно неприспособлен к длительному взаимодействию с органами власти, не обладал той легитимностью, которую требовали от него органы государственной власти и управления.

Требования участников братеевского протестного движения носили рыночный, буржуазный характер и способствовали интеграции России в мировой рынок. Эти требования реализовывал КОСМ, структура, которая по своему статусу представлял собой общественную организацию с широкими совещательными правами находящуюся под общим руководством райсовета, созданную для решения вопросов социального развития Братеево. Структура КОСМ была создана и «под задачи» без учета кадрового обеспечения, и «под активистов» без учета конкретных задач. Реальные межличностные связи братеевцев оказывали огромное влияние на работу КОСМ. В составе КОСМ реально работали либо чрезвычайные временные структуры, либо органы, базирующиеся на идеях тотального контроля. для решения текущих вопросов проходили раз в неделю. Структура Комитета самоуправления напоминала структуру поселкового Совета народных депутатов, где конференция КОСМ соответствовала сессии, заседание КОСМ - заседанию Президиума Совета, а Координационный Совет выполнял роль исполкома. Спецслужбы если не руководили комитетом напрямую, то прекрасно были осведомлены о процессах, происходящих в руководящих органах КОСМ, как структуры, осуществляющей «разрешенный бунт». КОСМ был «властью вообще». То есть был паравластью.

КОСМ занимался, в основном, решением вопросов, связанных с распоряжением собственностью, торговлей и представительством в органах власти. Экологические проблемы для КОСМ были второстепенными. В то же время, экологические проблемы и вопросы озеленения микрорайона Братеево постоянно обсуждались на заседаниях комитета. Актив КОСМ проводил массовые политические кампании.  Некоторые – впервые в истории СССР. В Братеево был проведен первый в СССР местный референдум о застройке микрорайона. Его результаты КОСМ попытался лоббировать как законодательную инициативу.

Массовая опора КОСМ была двойственна. Его социально-возрастная опора очень узкая. В ее основе - люди среднего и старшего возраста, переживающие депрессию и готовые участвовать в «разрешенном бунте» как способе снять депрессивное состояние. В то же время электорально КОСМ мобилизовал протестных избирателей, число которых в микрорайоне было весьма велико, но быстро сокращалось. Причину этого мы видим в применении активистами КОСМ манипуляционной тактики массовой мобилизации населения. Манипуляции привели к тому, что многие люди не были удовлетворены результатами собственного голосования. Это привело к разочарованию в возможностях КОСМ.

До 1990 г. все принципиальные предложения КОСМ Братеево районным Советом народных депутатов были отвергнуты, за исключением предложений оборонного соседства владельцев автомобилей, которое мы называем «партией автомобилистов». Местные органы власти или игнорировали основные требования КОСМ или использовали связь с ним в интересах борьбы за господство в городе. После 1990 г. ТДГ Братеево согласилась на переговоры с РК КПСС и вошла «младшим партнером» в коалицию с райкомом. Это помогло создать своеобразную «братеевскую вертикаль», связывающую КОСМ Братеево и председателей комиссий по развитию самоуправления Красногвардейского райсовета, Моссовета и подкомитета Верховного Совета, что позволило КОСМ оказывать влияние на городское и республиканское законодательство о территориальном общественном самоуправлении. Но это же привело к отрыву избранных в представительные органы власти членов КОСМ от избирателей и превращению КОСМ из органа паравласти в орган псевдовласти.

История политического движения 1988-1990 г.г. в Братеево демонстрирует, как «снизу» создавался орган антивласти и позже модернизировался «сверху» в орган паравласти - Комитет общественного самоуправления - структуру типа поселкового совета. При модернизации у него исчезли, в первую очередь, функции осуществляющие организацию «разрешенного бунта» (пикетов, митингов, субботников). А активисты КОСМ, начинавшие свою деятельность в 1988 г., как противники «властей» ( в первую очередь, как противники РК КПСС) уже в 1990 г. стали фактически их парламентскими союзниками, по крайней мере, на уровне райсовета, что положило начало превращению КОСМ в псевдовластный орган.

В целом, из конфликта в Братеево, который мог бы быть решен в рамках существовавшей тогда политической системы, в силу кризиса верхов и развития социально-ролевой игры получился конфликт, способный разрушить эту систему и создавший своеобразное общественное самоуправление. При этом подчеркнем, что мы отрицаем исключительно экологический характер протестного движения в Братеево. Мы считаем экологизм этого движения незначительным и базирующимся, в основном, на технофобии.

Развитие КОСМ Братеево, его трансформация из органа антивласти в псевдовластную структуру не могла не вдохновлять тех представителей реального политического руководства страны, которые содействовали развитию структур подобного рода.  Братеевский опыт был положен в основу «Примерного положения об общественном самоуправлении на территории районного совета народных депутатов г.Москвы», утвержденного 22.06.89 исполком Моссовета, рекомендаций расширенного бюро МГК КПСС по проблемам самоуправления 27.09.89, а также постановления Совета Министров СССР N39 от 12.01.90 «О проведении в Москве, в 1990 г. экспериментальной отработки механизма хозяйствования на основе самоуправления и самофинансирования».  Целью эксперимента (мы называем его также «прокофьевским» экспериментом по имени первого секретаря МГК КПСС) являлось управление независимыми экологическими и жилищными общественными формированиями, создающимися структурами гражданского общества, фактически - подавление низового протестного движения. КОСМ стали главным инструментом номенклатурного эксперимента. После перечисленных выше решений властей по всей Москве начали «тиражироваться» комитеты самоуправления. В конце 1989 г. их было 30, а к весне 1990 г. стало 127, то есть наблюдался четырехкратный рост.

Все это происходило накануне весенних выборов 1990 года в районные советы, когда популисты в Москве уже развернули свою агитационную машину против МГК КПСС. Их победа на выборах в райсоветы была неминуемой. В этих условиях политическое руководство города стало рассматривать КОСМ уже как альтернативу райсоветам и поэтому в разгар избирательной кампании (27.02.90) исполком Моссовета принял решение N377, в котором райсоветам предоставлялось право давать КОСМ статус юридических лиц, передавать объекты районного подчинения в коллективную собственность КОС и содействовать формированию их бюджета. КОСМ получали права согласования планов социально-экономического развития районов, согласования выделения нежилых помещений арендаторам, проведения работ по благоустройству микрорайонов. Этими документами была заложена основа ликвидации райсоветов, районной десоветизации в столице.

Надо сказать, что, пришедший в 1990г. к власти в стране, Б.Ельцин вообще не считал райсоветы опорой «своей» власти. Это проявилось во время событий ГКЧП и стало сигналом к началу районной десоветизации.  Для значительной части номенклатуры стало ясно, что «сверху» райсоветы никто защищать не будет. Это было сигналом к началу масштабной «атаки» на райсоветы, к районной десоветизации. Поражение ГКЧП ускорило районную десоветизацию. Например, в сентябре 1991г. городская администрация г.Кургана ликвидировала райсоветы, а в октябре того же года то же самое сделала администрация г. Архангельска. Однако пионером десоветизации стала Москва. Реальные политические руководители Москвы планировали создать новую систему административного деления столицы уже в 1991 г. Но, видимо, сочли быстрые перемены нецелесообразными. Тогда была предложена форма экспериментальных муниципальных округов (ЭМО), в которых временно предполагалось соединить законодательную и исполнительную власть. Правда, негативные итоги эксперимента по созданию ЭМО в Братеево и Крылатском не позволили реальному политическому руководству города тиражировать его.

И тогда своеобразной альтернативой райсоветам стали именно КОСМ. Наша источниковая база показывает, в основном, взаимосвязь КОСМ и объединений мелких собственников. То есть в опоре на КОСМ реальных политических руководителей Москвы мы видим попытку опереться на формирующуюся мелкую буржуазию. При этом активисты КОСМ позволяли манипулировать собой.

Функционально КОСМ были временные чрезвычайные органы с неопределенным статусом. Треть КОСМ существовала там, где были предпосылки создания новых структур гражданского общества, а две трети - нет. Половина КОСМ была создана на основе бытового понимания электорального права. При этом КОСМ могли получить в ведение, а то и в собственность у местных органов власти и деньги, и недвижимость на неопределенных условиях. Так московским КОСМ предлагалась взять «суверенитета столько, сколько смогут». Негативные последствия такой политики были очевидны. Однако реальное политическое руководство страны начало тиражировать именно московский опыт создания и деятельности КОСМ, заложенной в Законе «О местном самоуправлении».

Что у российских КОСМ было общего с московскими?

1.При создании КОСМ в большинстве регионов как и в Москве действовало бытовое право.

2.Как и московские КОСМ, российские выполняли, либо чрезвычайные функции, либо функции, параллельные функциям органов местной власти.

3. И российское, и московское законодательство о финансировании и формировании собственности КОСМ содействовало процессу первоначального накопления капитала. Например, изучая российские КОСМ, мы столкнулись с парадоксом, известным нам по изучению московских КОСМ, - общественным организациям выделялись бюджетные деньги для реализации функций по управлению территориями районов, то есть вводились структуры, параллельные райсоветам, которым незаконно перечислялись деньги районного бюджета.

4.Российские КОСМ, как и московские, конфликтовали с эксплуатационными управлениями, ТДГ и предприятиями, обслуживающими микрорайоны.

5.Нельзя говорить о серьезном воздействии политических партий ни на российские КОСМ, ни на московские.

В чем мы видим главные различия московских и российских КОСМ?

1.В большинстве российских городов Закон «О местном самоуправлении» в части развития территориального общественного самоуправления был воспринят как восстановление ликвидированных поселковых советов в черте городов.

2.Почти треть российских КОСМ была создана в зонах стагнации городов. Данных о том, что московские КОСМ созданы в зонах стагнации у нас нет.

3.Имитативных КОСМ на периферии было больше, чем в Москве.

4.Учредительные документы российских КОСМ в большей мере деидеологизированны.

5.За пределами столицы КОСМ почти не участвовали в этой борьбе за право лоббировать интересы рыночных структур в ходе приватизации. Российские КОСМ, практически, не требовали для себя права собственности на землю.

6.В отличие от Москвы, в России мы не наблюдали серьезной связи КОСМ с объединениями мелких собственников. 

7.На КОС переферии влияли как политические, так и неполитические объединения, в то время как в Москве на КОС влияли, главным образом, неполитические объединения.

8.В отличие от московских местных парламентариев, которые не дорожили своим статусом, районные депутаты в России были заинтересованы в сохранении своего статуса и активно использовали для этого КОСМ.

9.Масштаб взаимодействия российских исполкомов и СОСМ был шире, чем у исполкомов московских советов, которые в своем большинстве, практически, не желали содействовать КОСМ.

Российские КОСМ в большей мере выступали как партнеры  местных советов и администраций, нежели как конкуренты. Причины этого кроются в отставании периферии от столицы по темпам маркетизации.  Всерьез делить власть и собственность, вести жесткую конкурентную борьбу между райсоветами и КОСМ на низовом уровне в депрессивных регионах и зонах стагнации российских городов, где были созданы многие КОСМ, было невозможно. Однако реальному политическому руководству страны, видимо, были  нужны не новые партнеры российских райсоветов, а  конкуренты, «властные диссиденты». Но российские города имеют вообще иную морфологию и генезис, нежели столица. В них невозможно тиражирование московского опыта. Руководители страны, видимо, ждали быстрой десоветизации в России, но российские КОСМ не смогли в полной мере стать инструментом такого политического действия. Этим они и лишили себя поддержки «сверху». И, несмотря на то, что в России к 1993 г. была готова полная нормативно-правовая и политическая база для сокращения полномочий районных советов, лидеры страны решились пойти по немирному пути десоветизации. КОСМ новой власти стали не нужны и потому, что представительная власть местного уровня российской номенклатуре в то время не была нужна вообще. Осенью 1993 года большинство КОСМ было уничтожено вместе с советами, например в Москве их число «сократили» в 14 раз!

Наш анализ общественного самоуправления в России был бы неполон без попытки определения региональных типов КОСМ.  Если в качестве критериев для выявления регионального типа предложить базу для создания КОСМ (поселок, ОТДГ и т.д.), а также взаимоотношения с городскими властями, то можно выявить три (слабовыраженных) типа КОСМ : северо-западный (яркие представители которого - ТОС Архангельска, Мурманска и Вологды) и близкий к нему уральский (ТОС Березняков, Златоуста, Кургана и Екатеринбурга), а также - южный (к которому относим ТОС городов Краснодар, Ставрополь, Таганрог, Шахты и Сочи). Особо следует отметить города, где не было КОС, так как хорошо работали сохранившиеся поселковые советы (Воркута).

Сегодня условно российские КОС можно разделить на “старые” (созданые до принятия Конституции 1993 г.) и “новые” (созданые после 1993 г.). Наш анализ показывает, что в российской власти существуют две тенденции по отношению к КОС:

а) ликвидационная (ликвидация и “новых”, и “старых” КОС);

б) созидательная (развитие и расширение “старых” КОС, создание “новых” КОС).

Ликвидационная тенденция доминировала хронологически до 1994-96 г.г. Географически - в Северо-Западном регионе. Это является следствием:

а) начавшейся в 1996 г. коммунальной реформы (порожденной, в свою очередь, кризисом города);

б) политического поведения жителей Северо-Западного региона, отличающегося от политического поведения жителей Центральной и Южной России (по крайней мере, степень оппозиционности центру в этих регионах - разная).

Просматривается слабая тенденция создания КОС, с опорой на мелких собственников (ЖСК, ТСЖ) в Центре и на Северо-Западе. При этом в Сибири, на Урале и в Поволжье, как и прежде сильна тенденция к созданию КТОС на базе обособленных районов, поселков, анклавов частного сектора в городе, а также - общественных организаций. На наш взгляд, это следствие:

- различного типа городов Центра России, с одной стороны, и Поволжья с Уралом и Сибирью, с другой стороны;

- различного типа политического поведения населения: конформистско -”демократического”, с одной стороны, оппозиционного, “коммуно-жириновского”, с другой стороны.

“Новые” КОС не создаются в новостройках, что является следствием слабости жилищного строительства и силы буржуазной элиты, опирающейся в новостройках на ТСЖ. “Новые” КОС не создаются в зоне стагнации центра, что порождено высоким уровнем маркетизации центров городов и жестким контролем городских властных структур за ним.

“Новые” КОС являются социальным движением во внутреннем городе, причем в не депрессивной его части. Это движение может принимать форму ресоветизации и своеобразной «народной реставрации как восстановления “застойных”, подконтрольных советов. Внешний экологизм этого движения на окраинах городов мнимый. Экологизм лишь маскирует рыночные требования актива КОС.

За последние десять лет средний участник движения КОС постарел. Сегодня это - образованый житель предпенсионного возраста (часто - женщина). Это экономически пассивный, электорально активный, конформистски настроенный по отношению к местной власти житель. Следовательно, он абсолютно управляем “сверху”.

Правовой статус КОС по-прежнему не определен. Это, видимо, является следствием нерешенности “вверху” вопроса о собственности “внизу” (на уровне района и города). В Кремле, пока, не знают, разделить ли ее между новыми олигархами или оставить все как есть. Нерешенность вопроса о собственности “внизу” порождает неопределенность “низовых” субъектов права, в т.ч. КОС. Реально нет критериев для определения границ КОС. При создании КОС господствуют антидемократические тенденции. При ликвидации КОС действует в т.ч. практика внесудебного прекращения их полномочий.

Усиление, по сравнению с 1988-1993 г.г., контрольно-экспертных, правоохранительных и кооперативно-хозрасчетных функций КОС - следствие усиления маркетизации России и расширения фискально-полицейских функций российского государства (особенно после 1999 г.).

Статус финансов КОС - двойственный. Также двойственен статус КОС как налогоплательщика. С одной стороны - это орган местного самоуправления, с другой - общественная организация.

Современные КОС можно разделить по масштабам получения финансов на “богатые”, “средние” и “нищие”. “Богатые” тесно связаны с функционированием местных рынков. “Средние” опираются в т.ч. на зарубежный капитал. Российские власти знают об этом, но не используют возможность развития ТОС путем передачи им местных рынков или стимулирования социально-ориентированного западного капитала в ТОС. Видимо, ТОС нужны властям для других целей. Опять-таки подчеркнем, что, скорее всего, такая нерешительность - следствие нерешенности вопроса о власти и собственности “внизу”.

Анализируя связь современных ТОС с общественными организациями, мы видим раскол между центром и периферией. На периферии действуют, в основном, политизированные недемократические и номенклатурные партии, что является следствием политического поведения периферии (в т.ч. “народной реставрации” и псевдореставрации советов и коммунистической власти). В Центре наиболее активны неполитические объединения, что говорит о постмодернистских тенденциях партстроительства в Москве.

Классифицируя неполитические жилищные объединения в России, можно выявить “жилищную лестницу”, построенную, видимо, после 1993 г., после начала массовой приватизации жилья. В “жилищной лестнице” мы отмечаем особую активность жителей, объединенных в ТСЖ, ЖСК, а также арендаторов ведомственного жилья.

Анализируя связь ТОС с соседствами, видишь, что ТОС стали инструментом превращения любых соседств (переходных, аномических, диффузных) в оборонные сообщества. Причины “войны соседств” мы видим следующие:

а) экономические (лоббирование “своих” кооперативов и предприятий);

б) психологические (ксенофобия, “стресс первого этажа”).

Исполнительная власть стремится полностью подчинить ТОС. Представительная делает то же самое, но менее разнообразно. Директорат градообразующих предприятий отказывается от ТОС как от “нелюбимого чужого дитя”.

Сами активисты ТОС хотят превратить КОС в полномочные поселковые советы или суперполномочные общественные организации. Местные власти, естественно, этому препятствуют. Так возникают конфликты между местными властями и ТОС.

Самая конфликтогенная зона - Москва. Это - следствие:

а) самого высокого уровня городской маркетизации;

б) самого яркого кризиса городского управления;

в) самой сильной городской властной машины.

Московское правительство, обладая огромными финансивыми рессурсами, смогло в 1993-1999 г.г. “притушить” конфликты, “вытеснить” их на окраины города. Однако после 1999 г. конфликты московской мэрии и соседств московских “сторожилов” и “гаражников” вспыхнули по всему городу с новой силой. Эти конфликты чреваты возникновением революционной ситуации, в которой определенную роль может сыграть ТОС.

Однако пока реального “революционного брожения” в Москве нет. Мы объясняем это очень высоким “кредитом доверия” “низов” московской городской властной машине. При этом социальные маневры этой машины, например, создание ТСЖ  могут немного смягчить кризис города.

 

Что показал наш анализ становления производственного самоуправления в форме забасткомов?

В конце 80х – начале 90х забастовки в российских шахтерских регионах приняли огромный размах. Спустя всего 11 месяцев после первой массовой забастовки на российском предприятии, вне России при активной поддержке противников СССР началась бурно развивавшаяся политическая забастовка, которая быстро перекинулась на территорию РСФСР. В результате стачки был дан серьезный импульс для окончательной дезинтеграции Советского Союза. Такие темпы развития массового забастовочного движения вроде бы говорят о высокой сознательности и организованности рабочего класса.

Но это аргументировано оспаривают почти все серьезные исследователи.

Наш анализ говорит о том, что объективные причины для социального недовольства в шахтерской среде не были настолько значительны, чтобы вызвать к жизни масштабное забастовочное движение. Не работал и субъективный фактор организации «классических» забастовок – не было общепризнанных лидеров бастующих. “Средним” руководителем бастующих был сорокалетний среднеобразованный житель города. Незначительность репрессий, которым подвергались лидеры шахтерского движения, иногда вызывает удивление. Это свидетельствует не столько о высоком общественном авторитете представителей НПГР, сколько о наличии в реальном политическом руководстве страны в период 1989-1992 г.г. значительных сил, заинтересованных в развитии радикальных форм шахтерского протеста. Эти силы не позволяли репрессировать шахтерских лидеров. При этом сами шахтерские лидеры не были настолько авторитетны, чтобы руководить общефедеральным забастовочным движением.

Есть мнение о большой роли КГБ в деле организации первых массовых забастовок и о высокой степени управляемости рабочим движением со стороны спецслужб, но мы это отвергаем, так как не разделяем конспирологический подход к историческому процессу.

 Мы полагаем, что забастовочное движение конца 80х – начала 90х только по своей форме было стачечным движением. Анализируя требования горняков, мы пришли к выводу, что они носили рыночный характер. Это означает, что по своему характеру динамичная забастовочная борьба шахтеров была борьбой за скорейшее внедрение рыночных капиталистических отношений. Однако требования горняков были нестабильны и неоднократно редактировались. Забастовка могла идти вообще без сформулированных требований! То есть горняки нестабильно и ситуативно требовали скорейшего внедрения капиталистического рынка. Подчас бунтовали, как обиженные дети. Однако анализ представлений шахтеров о рынке говорит, что реально они этого рынка себе не представляли. Отсюда и следующий вывод - когда люди начинают борьбу за что-то, но не представляют себе результатов этой борьбы, то это означает, что для них важен не результат, а процесс самой борьбы. Значит перед нами не профсоюзная борьба за свои права, а иной феномен. Это – игра, неоднократно описанная в литературе игра в «героя и дружину», что и объясняет тот ураганный характер, которое приняло забастовочное движение рубежа 80х-90х вне зависимости от того, кто его инициировал. Особо ярко эта игра проявилась в обращениях бастующих.

Социально-ролевая игра требует особых проявлений. Требуется своеобразное «заведение» играющих, пассионарный толчек. Как правило, это – подземная забастовка. Когда подземной забастовки не было, то все равно бастующие охотно говорили о ней, то есть «блефовали».

Состав акторов забастовки как социально-ролевой игры включал:

1.бастующих, то есть членов «дружины героя», 

2.радикальных бастующих,

3.противников героя,

4.союзников «героя» и бастующих,

5.«ходатаев», то есть «гонцов к герою»,

6.штрейбрехеров и

7.шпильбрехеров.

Каждый из этих акторов действовал по своему четко определенному алгоритму, выполнял свою задачу в рамках игры. Вместе с союзниками, возглавляемая «ходатаями» и радикалами, «дружина» готова была к совершению «подвига» во имя героя. Она была «заведена» пассионарными действиями инициаторов забастовки, то есть подземной забастовкой. Она готова была победить противников и штрейбрехеров. Она даже готова была повернуть историю вспять, «переиграть» ход исторического процесса. Единственной проблемой в игре было наличие ее разрушителей – шпильбрехеров, тех, кто вообще мешал развитию игры.

Первыми итогами забастовочного движения были невыполнимые решения правительства и закон о коллективных трудовых спорах, который фактически устанавливал формальные правила игры, предполагавшие возможность для ее участников “жухать” - вести себя «не по правилам».

При этом многое зависело от финансирования забастовок. Мы называем это секретной политэкономией забастовочного движения. Инвесторами забастовок выступали:

1. Союзники бастующих шахтеров - демократы и новые профсоюзы.

2. Представители новой буржуазии - кооператоры.

3. Российская обуржуазившаяся номенклатура, и ее политотдел - ФНПР экспроприировавшая для забастовочных целей часть союзного бюджета. В связи с этим можно говорить и о финансировании забастовки со стороны части союзной номенклатуры, согласной с разделом СССР.

4. Зарубежные инвесторы, заинтересованные в распаде СССР.

Правда, прямых инвестиций в забастовку конкретного предприятия было немного.

Для прекращения забастовки только внутренних усилий бастующих было мало. Забастовку было очень сложно прекратить из-за кумулятивного эффекта. А из всех каналов давления на забастовщиков самым действенным оказался технологический.

Директорат бастующих шахт занял двойственную позицию. Директорат имел все возможности для прекращения забастовки или превращения ее в менее разрушительную форму протеста, но ничего не предпринимал. Его действия начались только тогда, когда надо было разрешить социально-технологический спор на бастующем предприятии, причем разрешение этого спора объективно укрепило позиции директора и улучшило его материальное положение.

Однако в ходе забастовок произошло очень важное событие - были созданы органы, способные выполнять диспетчерские и организационные функции при проведении масштабных, бурно развивающихся производственных протестных акций, то есть эффективные органы «антивласти» - забасткомы. Их структура была неопределенна. Реально они не управляли забастовкой. Забастовкой пытались управлять с полдюжины различных структур, которые объективно лишь способствовали кумулятивному эффекту  забастовки.

Однако функционально забастком, например, ПО СУБР был нечто средним между политической партией, органом местного городского самоуправления, торгующей организацией, составной частью дирекции ПО и профсоюзом, то есть был властью вообще, «паравластью». При этом обладал огромным моральным авторитетом, что снимало традиционное для многих рабочих коллективов противостояние «мы (рабочие) – они (начальство)». Такая власть была очень опасна для реального политического руководства. Поэтому ей предложили видоизмениться. Например, после стачки ПО СУБР, ОЗК был вынужден конституироваться как местная организация Независимого профсоюза горняков России (НПГ), тем самым присоединился к относительно немногочисленной организации, которая называлась профсоюзом, но была нечто средним между профсоюзом и политической партией. Идея создания НПГ ПО СУБР - не идея бастующих. Они хотели создать иную организацию, а идея создания НПГ им была навязана “сверху”. Полагаем, аналогичная ситуация сложилась и на других шахтах, где рабочие хотели создать органы «паравласти», власти вообще, но им навязали создание профсоюза, органа псевдовласти.

В целом, забастовочное движение  конца 80х – начала 90х показывает, что из конфликта, который мог бы быть решен в рамках системы, в силу кризиса верхов и развития социально-ролевой игры получился конфликт, способный разрушить систему, но, в силу действий «верхов», породивший форму, удобную для проведения экономических и политических мероприятий первоначального накопления капитала. То есть была создана модель взаимодействия реального политического руководства и участников протестного движения. 

В 1991 году, в ходе августовских событий, которые мы характеризуем, с одной стороны как незавершенную популистскую революцию, с другой – как фальшивый путч, органы общественного самоуправления на производстве (забасткомы) заставили российскую номенклатуру изменить свою стратегию и тактику.

В те дни Президент России призвал ее граждан к кампании гражданского неповиновения, к «разрешенному бунту», в том числе к забастовкам. Сторонники Б.Ельцина «сверху» рекомендовали проводить забастовки без традиционных органов производственного самоуправления. «Сверху» настаивали на оккупационных забастовках. «Снизу» откликнулись на призыв Президента РСФСР о поддержке, но не так, как хотели «верхи». Рабочие самостоятельно создали легитимные (с их точки зрения) органы власти на производстве. Так бастующие в самый ответственный для властей России момент не стали следовать их «велениям» бездумно и дословно. Этим они шокировали Белый дом. Не только шокировали, но и вынудили сменить тактику. Руководство российской номенклатуры  пошло на переговоры с членами ГКЧП,  показав свой классовый характер. Действия Ельцина продемонстрировали, что ему ближе и  «роднее» номенклатурные члены ГКЧП, чем свои собственные неноменклатурные сторонники. Однако поражение ГКЧП было неминуемо. Крах этого органа усилил бушевавший «снизу» «разрешенный бунт».

Движение сопротивления ГКЧП  было народным, в нем участвовали большие массы народа. Это  движение было направлено на радикальное изменение политического строя. Поражение ГКЧП и перемещение центра власти из союзной номенклатуры в номенклатуру республиканскую ускорило «низовые» процессы по самоорганизации рабочих на производстве в форме полновластных забасткомов, претендующих на «власть вообще». В ходе «разгрома» ГКЧП у забасткомов появился опыт удачного полного захвата местной власти, а у номенклатуры появился страх перед возможностью выхода из-под контроля самоуправленческих структур.

И трансформирующаяся номенклатура начала активную борьбу с органами общественного самоуправления на производстве.

Так в начале 1992г. ей удалось искусственно «педалировать» развитие забастовочного движения, активизировать псевдопрофсоюзы ФНПР, которые увеличивали статистику забастовок, подрывая одновременно их авторитет в глазах трудящихся. Активизация ФНПР шла параллельно с  развитием реального забастовочного движения. Наложение двух забастовочных «волн» - прономенклатурной и рабочей вызвало к жизни «всплеск» забастовочной активности первой половины 1992 г. Чуть позже, в 1993 - 1994 г.г., началось подавление забастовочного движения. При помощи суда и прокуратуры началось запугивание неангажированных номенклатурой бастующих. Кроме запугивания, трансформирующаяся номенклатура прибегла к политической нейтрализации бастующих.

Только в ходе переворота осени 1993 часть номенклатуры осознала свою ошибку. Тогда в разгар конфликта между Президентом и Парламентом А.Руцкой сказал: «Лишь всеобщая политическая забастовка спасет народ». Но он, видимо, сам уже забыл, как громил забастовочное движение, инициировал репрессивные меры против бастующего ФПАД и т.п. К 25 сентября 1993 стало ясно, что никакой забастовки в поддержку Верховного Совета в России не будет. «Народ безмолвствовал». Он разрешил одной группе номенклатуры «побить» другую группу. Однако «под горячую руку» пострадали, в основном не номенклатурные деятели, а простые граждане России. Преступная сущность российской номенклатуры проявилась не только в расстреле безоружных граждан своей страны, но и в том, что, не желая далее продолжать «разборку» «внутри» себя, представители номенклатуры уже в начале 1994 г. сделали все, чтобы предать забвению кровавый октябрь.

Манипулирование забастовочным и профсоюзным движением привело к дискредитации забасткомов и профсоюзов в глазах большинства россиян. Это выразилось в том, что:

1) Профсоюзные представители на выборах в Госдуму 1993 г. проиграли;

3) Усилились непрофсоюзные и незабастовочные акции протеста рабочих, в т.ч. радикальные акции, родственные супцидным манипуляциям (голодовки, самоубийства, угрозы терактов, квазивооруженный протест, “рельсовая война”). Нами отмечается коммулятивный эффект забастовок и голодовок, регионализация радикальных форм протеста, широкое распространение “скрытых” забастовок, усиление влияния партий на забастовочное движение.

Повторю еще раз - забастовки это социально-ролевая игра в “героя и дружину”. Первым “героем” в этой игре был Б.Н. Ельцин. По нашим наблюдениям, игра развивалась так: до 1992 г., до начала массовой приватизации государство было монопольным покупателем на рынке труда. Следовательно, рынка труда не было, т.к. рынок с одним покупателем - не рынок. Это означает, что в то время не было возможности провести забастовку с реальными экономическими рыночными требованиями, а была возможность только политической забастовки, то есть игры “на грани фола”, игры с суицидными манипуляциями для ее основных акторов - рабочих. Говоря о суицидных манипуляциях, мы говорим не столько о голодовках (т.е. реальных, физиологических попытках суицида), сколько о психологических попытках. Логика такова: завод, шахта, предприятие для рабочего - это жизнь. Рабочий бастует, останавливает завод, следовательно, психологически останавливает свою жизнь, как бы, “умирает”. Этой “смерти” содействует игровое поведение номенклатуры, принятие ей законов о забастовке (формальных правил игры), не рассчитанных на реальное применение, создающих как для  лидеров забасткомов, так и директората возможность “жухать”, вести себя “не по правилам”. Это понимали и рабочие, а отсюда шло постоянное:

а) требование принять закон о политических забастовках;

б) выражение недоверия лидерам, частые смены состава забасткомов;

в) недоверие профсоюзам.

После 1992 г., точнее - с конца 1993 г. ситуация на рынке труда меняется, начинается массовая приватизация, появляются покупатели на рынке труда, т. е. появляется сам рынок. Но он еще очень узок. Следовательно, меняется стиль забастовочной игры в “героя и дружину”. Она радикализируется. Это означает:

а) усиление реальных суицидных манипуляций  (голодовки, “рельсовая война”);

б) пренебрежение органами, “укладывающими” рабочих в забастовку - какая разница кто “водит”: альтернативный  или ФНПРовский профсоюз, - важно действие, игра. Профсоюз в данном случае лишь орган “разрешенного бунта”;

в) смена “героя”.

С 1994 г. “герой” меняется. Образ «героя-Ельцина» меркнет. Где-то «героем» становится В.Жириновский, где-то - А.Тулеев, где-то - Г.Зюганов, где-то остается Б.Ельцин. Но сама игра остается прежней. Она дополняется электоральными играми, но не меняется. При этом важным каналом институционализации недовольства горняков стал партийный канал. Последним попытались воспользоваться, например, лидеры “Росуглепрофсоюза”, создавая движение “Шахтеры России”, но потерпели неудачу, причины которой кроются в почти полном подчинении Росуглепрофа “партии начальства” - НДР.

В1998 г. ситуация еще раз меняется. Происходит августовский дефолт. Он означает конец старой игре. И бастующие начинают взаимодействовать с новыми властными структурами:

а) новой буржуазией, возникшей в 1991-97 гг.;

б) “братвой”, криминальным сообществом.

Самое интересное, что новая буржуазия и «братва» предложили рабочим в качестве  новых методов борьбы с номенклатурным капиталом хорошо забытые старые. Наиболее удачливые «новые русские» сделали ставку на «левизну». Они адаптировали к своим нуждам традиционно левые методы политической борьбы. Например, они открыто начали эксплуатировать левую идеологию, идеи социализма. В 1996 депутат Госдумы и кандидат в Президенты России, известный предприниматель В.Брынцалов создал свою социалистическую партию.  Депутат Госдумы В.Гуськов в ходе избирательной кампании 1995 года активно использовал левую идею общественного самоуправления.

Наконец, в конце 90х предприниматели начали прибегать к абсолютно «леворадикальной» тактике - приступили к совместному с рабочими или при использовании рабочих захвату предприятий. Захваты предприятий стали реальностью в Санкт-Петербурге, Москве, Норильске, Ачинске, Калининграде, Выборге, Тавде. Самые известные захваты происходили на ликеро-водочном заводе «Кристалл», «Уралхиммаше», Тавдинском гидролизном заводе, Качканарском горно-обогатительном комбинате, Выборгском целлюлезно-бумажном комбинате.

Вот краткая хроника только весны нынешнего года: в марте 2002 на таганрогском металлургическом заводе прошло противостояние «старой» и «новой» администрации с участием рабочих, ОМОНа, вневедомственной охраны и т.п. 9 апреля 2002 – произошел  конфликт в Домодедово, где  рабочие и старая администрация не пускали на предприятие новую администрацию. На следующий день 10 апреля – возник конфликт на Москомплектмебели, где прошла драка рабочих, поддерживающих старую администрацию с представителями новой администрации.

Захваты предприятий стали реакцией на нерешенность проблем популистской революции 1991 года, незавершенности путча 1993 года, следствием непродуманной приватизации, с одной стороны, и бунтарских методов борьбы, с другой стороны.

Захваты предприятий стали новой, современной формой социально-ролевой игры в “героя и дружину”.  «Героем» в этой игре становится уже не Ельцин или Зюганов, а «свой» директор или предприниматель, который, с одной стороны, борется с «плохими» иными предпринимателями или директорами, а, с другой стороны, уже совсем по иному взаимодействует с забастовочным комитетом. И именно эта фаза игры способна разрушить ту систему, которая создана в нашей стране за последние десятилетия.

Отмечу одно – если номенклатурная буржуазия в ходе приватизации отняла у современного российского рабочего все, вплоть до цепей, то неноменклатурная  готова немного раскошелиться и купить для рабочего и цепи, и клетки, и удавку. В этом она «левее» и «гуманнее» «старых» КПССовских олигархов.

 

Что показал сравнительный анализ самоуправленческих протестных  движений на производстве и на территории?

Итак, мы проанализировали возникновение органов общественного самоуправления, зародившихся на основе протестных движений в российских городах (комитеты общественного самоуправления, КОСМ) и на производстве (забасткомы). Что общего и что специфичного было в процессе возникновения этих органов?

а) Что общего у КОСМ и забасткомов?

1.Эти органы были порождены одним и тем же кризисом «верхов». В ходе этого кризиса перерождалась советская правящая номенклатура. Она начала превращаться в буржуазию. Однако «недопревратилась». Для этого превращения ей требовалось, используя свое привилегированное положение в обществе:

-         экспроприировать государственную и бесхозную собственность,

-         приватизировать ее,

-         ввести в рыночный оборот приватизированные виды собственности,

-         получить стартовый переменный капитал для своего дальнейшего развития. 

На уровне городского управления номенклатуре требовалось провести экспроприацию муниципальных (городских и районных) бюджетов, преобразовать городское пространство в товар, развить новые формы эксплуатации этого пространства и городского досуга. Решение этих задач не могло не привести к кризису развития советского города как нерыночного поселения. Вследствие этого получило массовое развитие огромное количество негативных явлений (от уличной преступности до муниципальной коррупции). Ответом со стороны горожан были городские протестные жилищные и технофобские (экологические) движения, которые властные органы поспешили трансформировать в комитеты общественного самоуправления и взять под контроль их развитие.

На производстве происходили сходные процессы. Если городская номенклатура грабила бюджеты муниципалитетов, то директорат на производстве грабил «вверенные им» предприятия. Конец 80-х - начало 90-х годов для значительной части предприятий РСФСР было временем подготовки и проведения “перехода под юрисдикцию России”, т.е. ухода из ведения союзных министерств и ведомств (соответственно и из системы оперативного руководства союзной номенклатуры) и подчинения российским министерствам (а значит - номенклатуре Российской Федерации). Согласно Постановлению Совета Министров РСФСР N37 от 22 января 1991г.  “Об утверждении Положения о порядке перехода в юрисдикцию органов государственного управления РСФСР предприятий и организаций союзного подчинения, расположенных на территории РСФСР”, этот процесс регулировался Госкомимуществом России, который имел право уполномочить любую организацию проводить данную процедуру.  При этом могло быть принято решение о преобразовании переходящего в российскую юрисдикцию предприятия в акционерное общество, сдаче его в аренду и приватизации.   Другими словами - одна часть номенклатуры (российская) экспроприировала собственность у другой части номенклатуры (союзной), приватизировала ее, превращаясь из управленцев в собственников. Действия подобного рода были юридически безопасны. Согласно упомянутому выше постановлению Совмина России, споры с Союзом решал, фактически подчиненный Б.Ельцину, Госарбитраж РСФСР, а не союзные судебные органы. Экспроприация производственных мощностей у одной части номенклатуры другой сопровождалась возникновением и усилением классической эксплуатации труда капиталом. Это породило недовольство рабочих и создало предпосылки для возникновения забастовочного движения. Номенклатура была к этому готова. Она уже приготовила для забасткомов форму профсоюзов. Более того, иногда она педалировала ситуацию, вызывая забастовочное движение и его трансформацию в профсоюзное движение даже там, где не было серьезных предпосылок для возникновения производственного протеста.

То есть органы общественного самоуправления были «незаконнорожденными детьми» переживавшей кризис советской номенклатуры.

2.Развитие общественного самоуправления на территории (КОСМ) и на производстве (забасткомы) имело одно и то же значение для интеграции страны в капиталистический рынок. Лидеры обуржуазившейся номенклатуры прекрасно понимали, что невозможно интегрировать  советское общество в рынок без мощного общественного движения. Они прекрасно знали, что Советский Союз и его нерыночная структура создавались на основе массового движения. Разрушить СССР могло только не менее мощное и тоже массовое движение. Буржуазии нужен был политический партнер. Этого партнера в городах она нашла, в том числе, в лице возникающих органов территориального общественного самоуправления, а на производстве – в лице забасткомов.

Так номенклатура активно «заигрывала» со своим детищем.

3.Один и тот же механизм предложения формы движения «сверху». Даже переживая кризис номеклатура не могла взаимодействовать со своими партнерами в любой форме. Для нее, как для генетически бюрократической группировки, была важна форма партнера. Перерождающаяся номеклатура вынуждала протестные движения к институционализации в приемлемой для бюрократии форме. Изначально никто из сторонников Совета инициативных групп в Братеево или из членов Объединенного забасткома ПО СУБР не хотел организовывать соответственно КОСМ или профсоюз. Но логика взаимодействия с породившей эти движения социальной группой заставила участников протестных движений стать теми, кем их хотели видеть. При этом ими была растеряна часть протестного потенциала общественного самоуправления, но значительная часть сохранена!

4.Функциональная общность движений при структурной неопределенности. Из вышесказанного следует, что главная функция изучаемых организаций - политическая мобилизация и представительство.  Эти функции устраивали и рассматривались как основные и участниками протестного движения, и их партнерами. При этом и первым, и вторым было неважно - как должна выглядеть структура организации, осуществляющей эти функции. А потому несоответствие декларируемых формальных и реальных структур КОСМ и забасткомов стало обычным явлением.

5. Классовый характер требований, выдвигаемый активистами органов общественного самоуправления, был один и тот же. Естественно - пробуржуазный.

6.Социально-ролевая игра в «героя и дружину», обнаруженная нами в КОСМ и  забасткомах одна и та же. Соответственно примерно одна и та же роль была у союзников участников протестных движений. Это неудивительно, наверное, полстраны «играло» в «героя и дружину».

7.Характер законов, регламентирующих деятельность изучаемые организации один и тот же. Он – игровой. Регулирующая роль законодательства о КОСМ и забасткомах отсутствует. В одном случае закон стимулирует забастовочную игру, в другом – абсолютизирует опыт одного КОСМ, что тоже содействует развитию социально-ролевой игры внутри КОСМ и, соответственно, поддерживает правовой нигилизм ее участников.

8.Алгоритм трансформации органов общественного территориального и производственного самоуправления одинаков. Протестное движение в ходе своего развития структурировалось. Создавался орган общественного самоуправления. Сначало это был орган антивласти, орган, способный организовать бунт, иногда – «разрешенный бунт». Потом, в результате внутреннего развития и под влиянием реального политического руководства страны, орган антивласти превращался в орган «паравласти», то есть власти вообще, неразделенной власти. Наконец, под нажимом «сверху» и в результате коррупционных процессов внутри самого органа, происходило превращение «паравласти» в псевдовластный орган, то есть формально имеющие атрибуты власти структуру, но при этом неспособную реализовать идеи и требования своих сторонников. Так Совет инициативных групп в Братеево (антивласть) превратился сначала в КОСМ («паравласть»), а потом в «братеевскую вертикаль» ТДГ (псевдовласть). То же случилось и с ОЗК ПО СУБР, который сначала был только организатором стачки (антивластью), затем стал одновременно и органом управления производством, и органом муниципальной власти, и местной политической партией («паравластью»), а потом – всего лишь профкомом НПГ (псевдовластной организацией).

9.Основной источник финансирования зарождающихся органов территориального  и производственного общественного самоуправления одинаков. Основной источник финансирования – государственный бюджет, часть которого правдами и неправдами, законно или не очень передавалась КОСМ и забасткомам.

10.Роль спецслужб в создании изучаемых организаций, скорее всего,  одинакова. Они, как минимум, знали о развитии органов территориального общественного самоуправления и забасткомов, и, как максимум, содействовали этому развитию (если, вообще, не организовывали его).

11.Примерно одинаков социально-возрастной состав актива КОСМ и забасткомов. Их социально-возрастной опорой были, в основном, люди среднего возраста.

12.Отметим и то, что предпосылки для возникновения забастовок или территориальных протестных движений были почти одинаковы. И особую роль играли оборонные соседства горожан или шахтеров.

13.Большинство КОСМ и забасткомов были уничтожены в результате одного и того же кризиса «верхов» 1992-93гг.

14.Алгоритм уничтожения органов общественного территориального и производственного самоуправления был одинаков. И в том, и в другом случае трансформирующаяся российская номенклатура предпочитала уничтожать свои «непослушные творения» - органы самоуправления. Но полного уничтожения не произошло, так как уничтожить можно только фиктивные организации, а возникающие реальные элементы структуры гражданского общества уничтожить невозможно.

15.Одинаковый характер носят попытки «выживших» после кризиса реальных профсоюзов и КОСМ опереться на западный и бандитский капитал после кризиса

 

б) В чем разница между КОСМ и забасткомами?

1.Различная среда функционирования изучаемых органов. Одни функционировали в среде проживания, другие – в производственной среде.

2.Различен социально-статусный состав актива КОСМ и забасткомов. Если забасткомы вовлекали  в свою деятельность фактически только рабочих, то КОСМ – почти все социальные группы.

3.Различна степень разработанности требований, предъявляемых органами территориального и производственного общественного самоуправления к властям. Это неудивительно, так как с забасткомами на стадии разработки требований работали многие интересные ученые (Г.Ракитская, Ю.Миловидов, В.Борисов), а с КОСМ – практически никто.

4.Различно эмоционально-политическое воздействие, которое оказало возникновение КОСМ и забасткомов на страну. Старт стачечного движения был шоком для  многих граждан СССР, в то время как возникновение КОСМ прошло почти незамеченным.

5.Мы полагаем, что масштабы финансирования изучаемых органов – различны. Забасткомы, видимо, финансировались лучше.

6.Различны пиаровские усилия, прилагаемые СМИ для освещения деятельности забасткомов и КОСМ. Последние освещались хуже, в то время как шахтерские стачкомы были почти постоянными ньюсмейкерами для газет, радио и телевидения.

Есть и несопоставимые параметры, по которым невозможно сравнивать развитие КОСМ и забасткомов. Это - масштаб явления. Отрасль и город настолько несопоставимы по этому параметру, что мы можем заметить только в журналистском стиле, что масштаб явлений был значителен.

Наконец, отметим диахронность изучаемых явлений. Скорость распространения модели превращения органов общественного самоуправления как антивласти в органы общественного самоуправления как псевдовласть  на территории и производстве была разная, так как был разный уровень маркетизации, разный уровень развития рыночных отношений в городе и на предприятии. Городское пространство тяжелее сделать товаром. Этот товар труднее ввести в капиталистический оборот, чем промышленный товар ( тот же уголь). В то же время, промышленное производство трансформировать из нерыночного в рыночное очень просто. Оно товарно. Поэтому изучаемые общественные органы развивались в городе и на производстве с разной скоростью.

            Однако вывод наш таков – в изучаемых явлениях общего больше, чем различий.

 

Наконец, последнее - о моральном аспекте изучаемого явления. Мы уверены, что наше общество дегуманизировано, в том числе - на низовом уровне. “Внизу” царит разгул пьянства, технофобии, ксенофобии, торжество бытового права, тоталитарной идеологии, эгалитаризм, а также - стремление поразить представителей меньшинств в правах избирать и быть избранными. И в этом “болоте“  реальное политическое руководство страны попыталось внедрить элементы политической культуры модернити - организовало ОТОС, плебисцитарную демократию, выборы, то есть давало определенной части общества надежду на позитивные перемены. На деле же развивалась система манипуляции общественным мнением, результатами голосований, создавались фиктивные КОСМ, фальшивые политические партии. Создавалась аморальная и лживая политическая система. Развивалась коррупция. Тщательно маскировалось первоначальное накопление капитала. Морально оправдывалась преступность в сфере экономики. Структуры гражданского общества не могли встать на ноги. Массовое создание разрушалось публичными политическими скандалами. В результате народными массами и их представителями была потеряна возможность принимать коллективные решения адекватные ситуации (в т.ч. на низовом уровне) - появились проявления социальной фрустрации, неудовлетворенность результатами модернизации.  Как следствие - получила широкое распространение идея “поиска врага” и насилия над ним. Возникла идея насилия над представителями власти - запретить КОСМ, роспустить советы, расстрелять Белый Дом. Усилилась ксенофобия и идея насилия над меньшинствами - выгнать «черных», «замочить в сортире» и т.п. Дегуманизированное общество упало вниз еще на одну ступень. Это - следствие непродуманной трансформации.

 

Побочные выводы нашего исследования:

В ходе исследования мы обнаружили ряд явлений, которые очень важны для интерпретации современной социально-политической ситуации в России, но изучение которых выходит за рамки настоящей работы.

1. Мы выявили четыре новых социально стрессирующих фактора, которые условно назвали:

а) «стрессом первого этажа»;

б) «социальным стрессом окраин»;

в) «войной соседств»;

в) «кумулятивным эффектом» от забастовки.

2. Мы обнаружили «низовые» проявления восстановления атрибутики и символики советской власти, которые назвали «народной реставрацией». Вероятно, это способ социальной релаксации, один из методов преодоления футурошока и «борьбы со временем».

 

Выводы из выводов:

Развитие общественного самоуправления в России зависит от следующих факторов:

1.Кризиса города и экономического кризиса, вызванных ускоренной маркетизацией городского пространства и экономики России.

 2. Политического поведения россиян, типа и морфологии города в регионе, где развивается общественное самоуправление.

 3. Силы и слабости правящей группировки в регионе.

 4. Тактики исполнительной, законодательной властей региона, а также - директората городских предприятий.

 5. Уровня образования и возраста актива КОС.

 6. Степени решенности вопроса о собственности в регионе.

7. Основных направлений развития трансформационных процессов в государстве.

При этом существует главное противоречие между активистами общественного самоуправления и реальным политическим руководством государства - активисты ставят целью создать полномочные общественные органы местного управления, а руководители государства пытаются всего лишь усилить при помощи общественного самоуправления его фискально – полицейские функции, и сохранить  деструктивный потенциал общественного самоуправления по отношению к местной власти для решения вопроса о собственности “внизу”. Именно поэтому как большинство КОС, так и профсоюзов загнаны в тупик. Формы проявления тупика разнообразны:

а) Несоблюдение государством трудового законодательства и законодательства о ТОС;

б) Репрессии против некоторых неугодных властям активистов общественного самоуправления;

в) Использование органов общественного самоуправления как “прикрытия” для электоральных” номенклатурных игр” и “отмывки денег”;

г) Противоречия в руководстве органов общественного самоуправления;

д) Электоральные неудачи активистов органов общественного самоуправления;

е) Положение органов общественного самоуправления, как “вечных просителей”;

ж) Неприязнь к активу органов общественного самоуправления со стороны части населения.

Выражаясь шахматным языком, тупиковое, патовое положение органов общественного самоуправления грозит перейти в цугцванг, благодаря методологическим и тактическим ошибкам, совершаемым их активом  и политтехнологами, работающими с органами общественного самоуправления .

1) Методологические ошибки:

а) Убежденность, что в нашей стране идет модернизационный процесс, происходит становление гражданского общества и правового государства, а значит можно заключить договорные отношения с властью и определить конституционные рамки ее деятельности. Это невозможно. Большая часть вопросов управления регионом традиционно решается неправовым путем. “Встроиться” в мафиозные, клановые, бытовые взаимосвязи под “правовыми” лозунгами нельзя.

б) Убежденность в том, что город - только экономический феномен, а значит можно убедить “рулевых” городской властной машины в экономической целесообразности ее частичного демонтажа или ремонта. Это невозможно. Она самодостаточна. Такую машину нельзя ремонтировать и переделывать. Ее можно только сломать.

в) Убежденность в том, что движение за создание органов общественного самоуправления  - движение “западного” типа. Недооценка специфики России, в т.ч. эсхатологических, мессианских и технофобских настроений россиян.

2) Тактические ошибки:

а) Неопределенность в отношениях между органами общественного самоуправления и новым неноменклатурным капиталом (“отмывочным” и бандитским).

б) Стремление любыми методами защитить экономически пассивные слои населения в ходе “войны соседств”.

в) Фактическое согласие с тезисом правящей номенклатуры о разрешимости кризиса города и экономического кризиса за счет массового потребителя.

Для преодоления этих методологических и тактических ошибок необходимо (сначала исследователям, а потом политтехнологам и активистам общественного самоуправления) отказаться от оперирования понятиями “модернизация”, “гражданское общество”, “правовое государство” по отношению к КОС и забасткомам. КОС и забасткомы - не форма гражданского общества, не городское социальное движение в условиях трансформации России. Это - институционализация проявлений культурно-психологических “разломов” в России, локализованная в сакрально-экономической структуре (городе). Подчеркну – настоящий город несет не только экономические, но главное - ”священные” функции. Он аккумулирует и оккупирует “священные” места, необходимые для существования нации и социума иногда больше, нежели экономические объекты.

Когда реальное политическое руководство страны под модернизационными лозунгами проводит ее вестернизацию (логическим завершением которой может быть потеря национальной независимости), у населения возникает футурошок. Далекое будущее, описаное в произведениях социальных фантастов (их функции в данном случае выполнили диссиденты - “шестидесятники”) становится сегодняшним днем, к которому люди не готовы. Происходит социальный шок. Шок рождает борьбу со временем (борьбу за переименование улиц, борьбу за снос и восстановление памятников и т.п.) “Народную реставрацию” мы упомянули именно в связи с этим.

Часть населения в такой ситуации приходит к выводу, что властные органы управлять страной не могут, а значит будем управлять сами. Подобные настроения принимают политические формы внешне похожие на западные. Однако сходство российского ТОС с западным иллюзорно.

Таким людям нужен не врач, лечащий от шока и стресса (это пока рано), а исповедник.

При этом необходимо решить вопросы о возможном революционном переделе “низовой” собственности и о привлечении на сторону активистов общественного самоуправления экономически активного населения. Надо понять, что если мы сможем разрешить экономический кризис, то кризис современного города практически неразрешим в рамках современной цивилизации.

То есть, если мы хотим превратить общественного самоуправление в независимое движение “низового” оппонента властям в условиях возможного серьезного грядущего российского кризиса, то его стратегия должна быть направлена на революционный передел собственности, а также должна иметь направленность на борьбу за разумное ограничение потребления естественных ресурсов страны и городского пространства. Возможно использование любых источников финансирования для создания такого движения. К движению необходимо привлечь экономически активную часть населения. Лидерство в таком движении должен занять некий “исповедник”, т.е. движение целесообразно развивать под квазирелигиозными лозунгами (технофобия и радиофобия вполне сгодятся).

На сегодняшнем этапе тактически выгодно организовать кампанию протеста против захоронения ядерных отходов в России, создавать организации локального противодействия этой идеи как прообраз будущих органов общественного самоуправления.

Уповать на государство - бесперспективно.

Правда, выполнение этих рекомендаций в настоящее время практически почти невозможно. Мешает инертность актива органов общественного самоуправления. Актив должен быть заменен и перевоспитан. Для этого необходимо:

1. Обучение актива.

2. Пропаганда идеи создания нового общественного самоуправления.

Ситуативно в настоящее время выгодно распространение любых материалов, стимулирующих радиофобию и технофобию на местном уровне.

Любая иная стратегия развития общественного самоуправления обречена на вырождение в тактику “выколачивания” денег у местных властей или спонсоров, которая, в свою очередь, быстро превратится в инструмент обеспечения “прожиточного максимума” для лидеров и дискредитирует в конце концов саму идею общественного самоуправления.

В случае удачной реализации данной стратегии самой большой опасностью для общественного самоуправления будет военная капитуляция реального политического руководства страны перед западными «партнерами» и введение оккупационных войск на территорию России. Поводом для этого могут послужить как техногенные катастрофы (взрыв атомной станции, гибель атомной субмарины), так и практика США по «борьбе с терроризмом», точнее - по захвату Центральной Азии. Но эта опасность – преодолима. Однако в данной работе о путях ее преодоления говорить не будем.

 

Кроме побочных выводов, на основе изучения деятельности общественного самоуправления, нами разработано три элемента технологии агитационной кампании, которые можно рассматривать как “ноу хау”:

1.  Технология ускоренной агитационной кампании методом “от двери к двери”, когда система индивидуальной агитации трансформируется в систему агитации в малом коллективе (на лестничной клетке) при отсутствии агитации на первом и последнем этажах (в силу относительно более высокой степени социальной депрессивности жителей этих этажей);

2. Технология составления “полезной” листовки - соединение в ней агитационных элементов  и информации, необходимой избирателю для решения бытовых проблем.

3. Технология проведения эффективного митинга, когда определяется время, место, характеризующее господство участников в определенной точке физической проекции социального пространства, а также разрабатывается такой сценарий мероприятия, при котором толпа структурируется согласно степени близости митингующих к участникам действия в “священном” времени.  Нами отмечена также высокая эффективность проведения петиционных кампаний в ходе митинга.

Анализируя ритуальный и игровой аспекты митинга, мы расшифровали социально-психологический подтекст этого действия. Он примерно таков:  мы активные участники действия собрались в особом месте. Наши лидеры демонстрируют свою силу, наша власть близка, мы уже господствуем в физической проекции социального пространства.  Мы не одни, мы всегда правы. Мы свободны от комплекса вины и освобождаем наших лидеров от вины за агрессивное вторжение в нашу личную жизнь. 

Психотропное значение подтекста митинга создает “митинговую эйфорию”, в котором участники митинга находились довольно долгое время. Кампании по сбору подписей под коллективными письмами позволяют, кроме того, лидерам продлить ощущение “митинговой эйфории” у участников митингов.

 

 

1. Левчик Д.А. Комитеты общественного самоуправления в России (1988-1993 г.г.) / М, МОНФ, 2000.; Левчик Д.А. Комитеты общественного самоуправления: тенденции развития // Социологические исследования, 2002, №2, с.31-38.; Левчик Д.А. Комитеты общественного самоуправления в России (1994-2000) / http://kishinets.ru; Левчик Д.А., Борисов В.А.  Забастовки и голодовки как элемент политической борьбы / Труд и социальные отношения, 1996, N 1, с. 3-20.
2.  Зендриков К.Ю  Местное сообщество как предмет социотехнической работы // Местные сообщества в местном самоуправлении, М, МОНФ, 2000, с.57-79; Широков А., Юркова С. Территориальное общественное самоуправление // Городское управление, 1997, N6;  Шомина Е.С. Жители и дома/ М, Муниципальная власть, 1999; Федотов В.Н. , Федотов А.В. Анализ опыта работы органов территориального общественного самоуправления в отдельных городах Российской Федерации / М,2000, рукоп.
3. Гордон Л., Груздева Е., Комаровский В. Шахтеры-92. Социальное сознание и социальный облик рабочей элиты в послесоциалистической России/ М, Прогресс-Комплекс, 1993.
4. Лукьянов А. Переворот мнимый и настоящий/ М, Палея, 1993, с.72.
5.  История России. Советское общество. 1917-1991.: Экспериментальное учебное пособие для средних школ/ М, 1997, с.445.
6. Кагарлицкий Б. Расколовшийся монолит. Россия на пороге новых битв /М, 1992; Ракитская Г.Я. На пути к собственной идеологии / М, ИЭРАН, 1993
7. Рудык Э.Н., Керемецкий Я.Н., Булавка Л.А. Рабочий протест в России: опыт и проблемы / М, Экономическая демократия, 2000.; Булавка Л.А. Портрет протестного движения в постсоветской России / М, библиотека журнала «Альтернативы», сер. Самозащита трудовых коллективов, вып.1 (5), 2001.

 

Главная                       Предыдущая                        Оглавление                       Следующая                         Скачать в zip