Мы находимся в таком этапе развития, который заставляет переосмысливать и содержательно развивать целый ряд устоявшихся понятий. К ним по важности я в первую очередь отношу понятия “пространства и пространственного развития” и “субсидиарности”.

Сегодня любая серьезная дискуссия о страновом развитии не может обойти необходимость определить содержательное наполнение этих двух понятий, установить их взаимную связь. Равно в той степени, в которой сообщества способны наполнить эти понятия определенным содержанием, происходит стратегическое осознание новых горизонтов институционального развития государства.

Характер и модель пространственного развития определяется набором основных субъектов этого развития и типом отношений между ними, который в свою очередь предопределяет цели и основные направления этого развития. Субъекты пространственного развития могут находиться в сугубо иерархических отношениях, а могут строиться на коалиционной, ассоциативной основе, равенстве прав. Выбор типа отношений между субъектами пространственного развития оказывает серьезное влияние на характер организации коммуникации между ними, порождающей то или иное политическое, социально-культурное и экономическое программное и проектное наполнение пространства. (1)

Для России осмысление содержания пространственного развития(2) и принципа субсидиарности сталкивается со сложившимися стереотипами закрепленными в понятиях: административно-территориального деления, схем расселения, размещения производительных сил в госплановском смысле, федерации и федеративных отношений, полномочий органов власти, взаимной ответственности.

Давайте посмотрим, как переосмысление этих понятий происходило в Европе в ХХ веке в рамках проекта нового европейского федерализма.

Первый этап следует отнести к предвоенному периоду, когда стала очевидной необходимость внесения глубоких изменений в систему принципов построения государственных и надгосударственных институтов с целью противодействия тоталитарным режимам. Ключевыми понятиями этого этапа становятся “федерализм” и “демократия. Главной идеей европейских федералистов становится создание федеративного наднационального органа и европейское гражданство. На Конгрессе в Монтре в 1947 году были сформулированы основные принципы федерализма. “Первый принцип. Федерация может образовываться лишь при отказе от всякой идеи организационного гегемонизма... Принцип второй. Федерализм может родиться лишь при полном отказе от всякой системы. Создать федерацию значит упорядочить множество, соединить так или иначе конкретные и разнородные реальности - нации, экономические регионы, политические традиции. Третий принцип. Федерализм не знает проблем меньшинства... Четвертый принцип. Федерация не ставит перед собой цель стереть различия и слить все нации воедино, наоборот, она стремиться сохранить их собственные качества. Пятый принцип. Федерализм основывается на любви к сложному, в отличие от грубого упрощенчества, характерного для тоталитарного мышления.” (3)

Второй этап развития европейского федерализма разворачивается с конца 80-х годов под воздействием процессов экономической и коммуникационной глобализации. Пружиной процесса глобализации становится унификация, навязывание необходимости следовать единой модели. В этот момент осознано формируется продуктивная оппозиция: глобализация - локализация, за которой стоят вопросы сохранения исторического наследия и национальной и региональной идентичности, определения границ внешней открытости и внутренней закрытости. Начинается активный поиск способов контакта между пространствами внешнего глобального и внутреннего локального, ограничения интервенции одного пространства в другое. Тотальная унификация начинает более активно конкурировать с локальной дифференциацией, происходит ответственный поиск границ двух пространств и способов их соорганизации, появляется лозунг: Единство в многообразии. В этот момент на повестку дня выдвигается принцип “субсидиарности”.

Административно-территориальные границы больше не являются ограничением на реализацию основных свобод: перемещение товаров, граждан, услуг и капиталов. В лексикон политиков входит новое понятие “регион и регионализация”, указывающее на новый способ прочерчивания границ поверх административного деления, который основывается на принципах идентичности, создания новых центров продуцирования деятельности, необходимости обеспечивать расширенное воспроизводство стратегических ресурсов, прежде всего среды обитания и человеческого потенциала. Новые регионы начинают оформляться на основе принципа, введенного Дени де Ружмоном: взаимодополняемость и значимость регионов. Он писал: “Никогда не поручайте крупной единице то, что может быть сделано более мелкой. То, что может сделать семья, не должен делать штат. И то, что может сделать штат, не должно делать федеральное правительство”

“Исходя из принципа взаимодополняемости, или предложенного Ги Эро понятия точной адекватности, каждый коллектив, каждый уровень структур должен обладать полномочиями, достаточными для решения проблем, которые либо в силу своей природы, либо в силу своей значимости могут быть с наибольшей эффективностью решены именно на этом уровне.” (4)

При сохранении значительных различий между цивилизациями и цивилизационными социально-экономическими моделями внутренние основания доверия, понимания и приятия тех или иных идей, концептов и проектов, становятся новыми каналами проектно-ориентированной коммуникации, а сплоченность сообществ, объединенных в границах регионов и город-центров, становится необходимым условием успешной конкуренции за привлечение ресурсов развития. (5)

Сложившаяся ситуация дает толчок к развитию местного самоуправления, на местном уровне начинают концентрироваться полномочия необходимые для сохранения локальной идентичности и развития историко-культурного потенциала места.

Возникает новая матрица уровней власти и управления, в которой распределяются совокупные полномочия:

Изменение отношения к территориальному аспекту реализации власти: теперь, когда мы употребляем понятие территория в управленческом и политическом смыслах, имеется ввиду несколько типов пространств: территория данная в метрических единицах измерения и регион деятельности.

Как видно, в практике европейского социально-территориального управления вопрос распределения и перераспределения полномочий (функций, прав и обязанностей, ответственности, компетенций и финансовых средств) между управленческими органами разного уровня - федеральным, региональным, местным, - объединен понятием “субсидиарности”.

Понятие субсидиарности восходит к средневековому городскому праву. Современное его понимание отражает практику постоянного процесса перераспределения полномочий между управленческими органами разного уровня. Сегодня процесс распределения полномочий между уровнями управления уже нельзя мыслить как статичное качество организационно-управленческих структур.

Собственно, сам факт появления местного самоуправления в структуре организации власти связан с реализацией фундаментального принципа: сократить административную дистанцию между органом принимающим решение и сферой действия этого решения, достигая, таким образом, точности фокусировки самого решения и оптимизации расходов по его исполнению.

Из этого следует, что перераспределение функций в рамках конкретных полномочий и предметов ведения может осуществляться на основе оценки того, какой уровень управления наиболее приближен к реализации функции.

В идеале никакие вышестоящие органы управления (федеральные или субъектов Федерации) не вправе брать на себя ответственность за решения, касающиеся местных сообществ, если сами эти сообщества в состоянии компетентно решать свои проблемы.

Действительно, в статье 6 Закона об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации сказано, что “Муниципальные образования вправе принимать к своему рассмотрению иные вопросы, отнесенные к вопросам местного значения законами субъектов Российской Федерации, а также вопросы, не исключенные из их ведения и не отнесенные к ведению других муниципальных образований и органов государственной власти”.

Данное положение, по нашему мнению, проистекает из понятия субсидиарности, констатируя, что местные условия и обстоятельства не только различны, но и изменяются с течением времени. Поэтому объем предоставляемых услуг, равно как и объем функций местных органов управления, должен соответствовать меняющимся потребностям и условиям, учитывать местные требования и пожелания.

Таким образом, в практике перераспределения полномочий и предметов ведения между субъектами Федерации и органами местного самоуправления положение с объемом функций (предметов ведения), исполняемых органами местного самоуправления дифференцируется по субъектам Федерации.

Но в России это совершенно не означает, что наполнение местного бюджета финансовыми средствами будет происходить на основе объема функций, который исполняет орган местного самоуправления.

Региональная бюрократия считает, что делегирование реальной власти и полномочий ( а вместе с ними и финансовых ресурсов) на места приводит к утере контроля.

Идея субсидиарности достаточно хорошо работает в руках региональной и федеральной бюрократии, когда перераспределяются полномочия и соответствующие финансовые средства между Федерацией и субъектом Федерации, но перестает работать на уровне перераспределения полномочий между субъектом Федерации и местным самоуправлением.

Кроме содержательного освоения понятия субсидиарности требуют содержательного правового толкования понятия “предметов ведения”, “полномочий” и “функций управления”. Именно содержание данных понятий способно открыть нам природу появления самой задачи перераспределения “отдельных государственных полномочий”, их передвижения по уровням власти и управления в зависимости от изменения социально-экономической ситуации конкретного государства.

Таким образом, можно сделать вывод, что идея субсидиарности как нормы права, отражающей готовность всех уровней власти делиться этой властью и полномочиями, таковой в России еще не стала.

На практике мы чаще всего наблюдаем как раз противоположенное - концентрацию власти на ее высших этажах с целью проведения решений выгодных и удобных прежде всего для тех, кто представляет эту власть в конкретных учреждениях.

В настоящее время с правовой точки зрения мы только находимся на пути к многоуровневой системе управления, признанию ее ценностей и отхода от принципа “все или ничего”, характерного для властной вертикали советского периода и не предусматривающей необходимость согласования интересов разных уровней государственного и местного управления.

В лучшем случае сегодня мы имеем дело с административным рынком и бюрократическим торгом представителей разных уровней управления.

Пока в правовой рамке можно констатировать необходимость расширения культурного кругозора в вопросах государственного строительства и государственного управления посредством широкой дискуссии по содержанию понятия субсидиарности, как основания для расширения кругозора политического, с целью создания дееспособного сложноорганизованного правового государства, основанного на гражданских ценностях.

Мы видим, что попытка заложить в законодательную базу принцип субсидиарности не получила логического развития и составляет серьезную проблему взаимодействия трех уровней управления в российском государстве. Отсутствие каких либо публичных принципов в распределении полномочий привело к разрушению коммуникативных процессов между регионами и городами. Сегодня трудно найти пример успешной кооперации между регионами в решении общих задач, процессы воспроизводства основных ресурсов практически разрушены. Естественное стремление к ассоциативности между регионами и муниципалитетами наталкивается на отсутствие необходимых полномочий и ресурсов для продуктивного взаимодействия. Центральные власти зачастую усматривают в ассоциативности сепаратистские тенденции и не поощряют этих процессов, опрометчиво противопоставляясь природе жизни. Мы до сих пор ощущаем опасность в действиях, направленных на высвобождение из под опеки государства человеческих и пространственных ресурсов. Одновременно, мы точно знаем, что там, где нет кооперации, нет и деятельности.

“Субсидиарность“ является сегодня, вероятно, самым модным словом среди специалистов-политологов и правоведов. Возможно, это увлечение объясняется тем фактом, что, как заметил по этому поводу нынешний президент Европейского союза Жак Сантер на одном из коллоквиумов, организованном Европейским институтом государственного управления, проходившим в Маастрихте в 1991 году, “мы знаем, что подлинное согласие по поводу принципа субсидиарности стало возможным только благодаря тому, что это понятие вбирает в себя различные интерпретации.

Выделяют два важнейших аспекта принципа субсидиарности:

-субсидиарность, относящаяся к взаимоотношениям между индивидами и институтами;

-субсидиарность в отношениях между различными уровнями управления.

Вопрос, интересующий нас, состоит в следующем: каким образом можно гарантировать согласованность между индивидом и системой, с одной стороны, и между государством и местным самоуправлением, с другой?

Принцип субсидиарности дает оригинальный ответ на этот вопрос. До настоящего времени политическая теория предлагала два принципиально различных ответа на проблему согласования:

-иерархическое: координация обеспечивается определенным типом иерархии, будь то иерархия внешних полномочий или внутренних усвоенных ценностей;

-коалиционное: политические и социальные системы существуют лишь постольку, поскольку их составные элементы (то есть индивиды или органы местного самоуправления) имеют возможность свободно решать вопрос о принадлежности к этой системе в целом (или, наоборот, ее покинуть), договариваясь об условиях своего членства в ней. В этом случае система является коалицией.

Субсидиарность способна дать третий ответ в решение вопроса координации, который удовлетворит требованиям современной мысли и одновременно несет в себе определенную культурную новизну. Согласно принципу субсидиарности, составные части системы действуют согласованным образом не потому, что они подвергаются давлению сверху (члены системы являются органическими составляющими этой самой системы, то есть они существуют потому, что существует система) и не потому, что они представляют собой самостоятельные единицы, свободно принимающие решение войти в коалицию, либо выйти из нее (то есть система существует только потому, что ее составляющие элементы так решили), но потому, что и сами они, и система имеют что-то общее (будь то ряд ценностей и (или) общие интересы). Составные элементы не могут покинуть систему (так как они не в состоянии выжить вне системы), но система не обладает никаким иерархическим превосходством по отношению к своим составляющим частям (поскольку и сама она не может выжить без них). Центральная администрация необходима не более, чем какая-либо местная община. Местное сообщество в свою очередь нуждается в центральной администрации для того, чтобы обеспечить согласование решений. Индивиды и органы местного самоуправления пользуются автономией, которая не может быть ограничена ни политической системой (по отношению к отдельным лицам), ни центральной администрацией (по отношению к местным органам власти)” .(6)

Не призывая читателей к евроцентризму, мы не можем ни обращать внимание на процесс расширения новой Европы на Восток.(7) Так или иначе, но многие российские регионы от запада до востока страны уже вовлечены в европейскую регионализацию. У этого движения есть разнообразные и достаточные основания: этнические (Карелия), исторические (Калининградская область), экономические (выстраивание рубежей “белого” капитала на границах с Азией), экологические (влияние добычи полезных ископаемых на Севере России на экологическую ситуацию Севера Европы и Америки), чисто политические. Пока это движение носит в большей степени односторонний характер. В силу ущемления полномочий субъекты Федерации и органы местного самоуправления не могут выступать партнерами в этих отношениях, а продвигаемые ценности державничества грубо противостоят глубокой экономической кооперации и политическому сотрудничеству.

Декларируемые цели устойчивого развития теряют свою реалистичность в тот момент, когда происходит искусственное ограничение динамики расширения пространства деятельности, принятия ряда угроз и вызовов как общих с соседними регионами, совместного поиска выхода из новых кризисных ситуаций.

России необходимы не только устойчивые организационные вертикали, но и устойчивые коммуникационные горизонтали. Увеличение относительно автономных коммуникационных пространств и обеспечение их необходимыми полномочиями. Увеличение локального разнообразия и использование потенциала сравнительных преимуществ при установлении партнерских отношений.

Все вышесказанное можно перевести в требования к организационному дизайну современной России.

ТП предполагает разработку мер по рациональному использованию пространства. В районах, где земельные ресурсы достаточны, оно призвано представить концепцию рационального развития, т.е. городского развития, создания инфраструктуры, снабжения городских районов, экологически безопасное использование природных ресурсов. Там, где земельные ресурсы ограничены, ТП ограничивает свободное использование в интересах долгосрочного эффективного, экологичного и социально совместимого развития. Определить "правильность" характера землепользования возможно лишь на основе политического консенсуса. Поэтому чисто "технических" решений нет и не быть не может.

В этом контексте ТП является планированием не инвестиционным, а организационным. Оно не указывает ни пользователя, ни время использования данного пространства, иначе оно превратилось бы в "нерыночное" командное вмешательство в частные решения. ТП есть лишь инструмент, а не самоцель, и подчиняется социальным целям.

В Германии ТП призвано не только способствовать социальному и экономическому развитию, но и следить за соблюдением экологических интересов ("экологически ориентированное ТП").

ТП в Германии не может распространяться на застроенные территории, находящиеся в ведении местных властей, оно охватывает, главным образом, территории, не охваченные планами застройки. ТП тесно связано с ландшафтным планированием (ЛП), осуществляемым Министерством окружающей среды. Организация ЛП на земельном, региональном и местном уровнях параллельна ТП и интегрирована в последнее. ЛП помогает ТП выделить экологически важные территории, предписывает способ их защиты, рекультивации или эксплуатации. ЛП носит не директивный, а индикативный характер. Но задачи, сформулированные ландшафтниками, становятся директивными, как только они утверждены территориальным планированием.

ТП и планирование землепользования имеют идентичные задачи. Поэтому целесообразна их взаимная увязка через т.н. "фид-бэк": содержание районных генпланов должно опираться на спецификации, принятые на уровне Земель, и, наоборот, планирование на земельном уровне должно учитывать специфику отдельных районов.

Органы, отвечающие за ТП, не отвечают, однако, за реализацию планов. Они издают нормативы, которыми должны руководствоваться технические службы и местные власти. Территориальные планы (земельные и районные) указывают цели, обязательные только для государственных исполнителей, но отнюдь не частных. На последних обязательства налагают местные планы.

ТП затрагивает интересы как государства, так и частных лиц. Оно подвержено влиянию политической конъюнктуры. Следовательно, подготовка планов должна быть поставлена под политический контроль. С планами должны иметь возможность ознакомиться все, кого они касаются. Понесшие ущерб в результате ТП имеют право возбудить судебное дело по факту ущемления их интересов.

Все уровни власти имеют собственные источники финансирования, но основная часть средств поступает в результате перераспределения собранных налогов: Бунд, Земли и местные власти участвуют в перераспределении подоходного налога, Бунд и Земли получают также средства от налога с оборота и корпоративного налога.

Земли также передают местным властям часть своих доходов посредством т.н. схемы финансового выравнивания. Местные власти вводят также и собственные налоги, важнейшими среди которых являются налог на деловой капитал и прибыли, а также налоги на недвижимость и с/х земли.

Поскольку налоговые поступления распределяются не поровну (в 1990 г доля Бунда составляла 45%, Земель - 40%, местных властей - 15%), организованы следующие каналы выравнивания:

1. Между Бундом и Землями (распределение подоходного, корпоративного и налога с оборота): Бунд субсидирует беднейшие Земли.

2. Между богатыми и бедными Землями (финансовое выравнивание Земель).

3. Между Землями и местными властями (внутриземельное финансовое выравнивание).

Степень выравнивания есть результат политического консенсуса: богатые Земли против того, чтобы изымали "слишком много"; а "слишком мало" не в состоянии остановить растущие региональные диспропорции, что повлечет нежелательную миграцию и политические протесты. Таким образом, выравнивание устраняет диспропорции, но лишь в определенной степени.

Система ТП охватывает:

• структурную организацию (т.е. Кто отвечает?)

• оперативную организацию (т.е. Как разрабатываются планы?)

• содержание планирования (т.е. Что подлежит регулированию?)

Ответственность распределяется по вертикали следующим образом:

На европейском уровне: ЕС сталкивается с ТП при планировании развития транспорта, сельского хозяйства и т.д., но не занимается ТП как таковой. На практике с вопросами ТП работает Генеральный директорат № 16 (Региональная политика).

На федеральном уровне Бунд несет ответственность за базовые вопросы, необходимые для координации мероприятий ТП, лежащих вне компетенции Земель (значительные водные, природные и ландшафтные массивы, магистрали национального значения, национально-значимые центры экономического развития и экологического восстановления). Кроме того, Бунд координирует политику отраслей с точки зрения политики ТП. Ответственными органами уровня является Федеральное министерство регионального планирования, строительства и городского развития.

Реальное планирование осуществляется на уровне Земель и строится по трем моделям:

1. ТП находится в ведении органа, работающего в нескольких областях - это офис главы исполнительной власти (министра-президента). Такая модель принята в двух Землях.

2. ТП находится в ведении наиболее связанного с ним технического отдела. Обычно это министерство окружающей среды, хотя некоторые Земли склонны доверять ТП своим министерствам экономики, жилища или внутренних дел.

3. ТП осуществляется специально созданным властным органом (с 1960 года данная модель в Германии не применяется).

Теоретически, наиболее перспективно передать ТП в ведение главы администрации (министра-президента). На практике, однако, концентрации планировании сопротивляются технические департаменты. Кроме того, не следует излишне перегружать работой главу исполнительной власти.

Сосредоточение функций ТП в технических департаментах также порождает ряд проблем: добиваться финансирования ТП приходится в условиях конкуренции с запросами других департаментов; а само планирование превращается в некий "рычаг", поворачиваемый в интересах тех или иных отраслей.

Основной уровень ТП, где состыкуются планы земельные и местные планы землепользования. Отраслевые планы также формируются на этом уровне. Здесь также согласовываются планы ТП и ЛП. Значение уровня выросло в последние годы в связи с:

• регионализацией технической политики;

• сотрудничеством между населенными пунктами и частными предпринимателями.

Для организации регионального планирования (РП) применяются модели: либо государственно, либо муниципально ориентированные. В обоих случаях местные власти активно участвуют в РП. Участие также достигается путем включения местных властей в процесс планирования. В структурном плане местные администрации участвуют через своих представителей в ассоциациях, занятых в планировании. Исключение составляет Нижняя Саксония, где за РП отвечают графства, а контроль осуществляется крайстагом (парламентом графства), избираемым населением.

Сегодня РП - важный инструмент в урегулировании комплекса проблем, включающего:

• проведение технической политики правительства;

• растущую необходимость территориального согласования различных стратегий развития;

• растущую "зарубежную" ориентированность за счет наличия межрегиональных и международных предприятий;

• дивергенцию между политикой ЕС и федеральных властей, с одной стороны, и растущую обеспокоенность народа, с другой.

• ориентацию регионов на достижение международной конкурентоспособности, с одной стороны, и защиту местной окружающей среды и качества жизни, с другой.

Организация строится на базе планировочного законодательства. Закон о плане определяет минимальное содержание плана, процесс подготовки планов и инструменты их реализации, включая обязательность уведомления, регистрацию, оценку муниципальных и отраслевых планов, процедуру оценки влияния предлагаемого плана для установления его соответствия целям ТП, обязательную адаптацию местных планов землепользования и обязательства отраслевых планов соблюдать решения территориального планирования.

На уровне Бунда и Земель эти положения предусмотрены Федеральным законом о ТП (Таблица 2.3).

Земли следят за соблюдением своих законов о земельном планировании в рамках Федерального закона (далее: ФЗТП ), а местные планы землепользования должны отвечать требованиям ФСК, издаваемого на федеральном уровне и обязательного для всех местных властей.

Элемент участия - в ходе планирования должны быть учтены интересы территории, на которую данный план составляется.

Процедура "взвешивания" - под "взвешиванием" понимается устранение столкновений интересов путем принятия рациональных (обоснованных) решений. Подготовка плана начинается с (1) оценки возможной степени учета интересов самой территории; (2) оценки совместимости планируемых мер с задачами ТП. Взвешивание создает определенную свободу планирования: в какой степени будут учтены экологические цели и насколько они будут преобладать над экономическими и т.п. Процедура взвешивания разработана Федеральным административным судом.

Система консультирования - основные социальные группы (промышленные и торговые палаты, природоохранительные ассоциации, профсоюзы и т.п.) участвуют в планировании через наблюдательные советы. В большинстве Земель создаются "Земельные наблюдательные советы по планированию". В некоторых Землях эти группы участвуют также в региональном планировании.

Система контроля ТП: будучи выразителями общественных интересов, планировщики судят о пространственной совместимости коммунальных (населенческих) и технических планов. В случаях пространственно значимых проектов они также выверяют пространственную и экологическую совместимость проектов через формальную оценку пространственного воздействия.

Система информирования - планировщики создают собственную систему наблюдения, основанную на анализе аэроснимков и использовании геоинформационных систем (ГИС). Кроме того, они опираются в своей работе на изыскания правительственных исследовательских агентств, данные статистических служб Земель, графств и городов, региональные прогнозы государственных и частных исследовательских институтов.

В послевоенном периоде истории мы можем выделить 4 этапа:

1. Этап развития (примерно до 1960 г):

Восстановление городов при приоритетном значении промышленных зон, спальных районов и инфраструктуры.

2. Этап роста (примерно до 1975 г):

Первостепенное значение приобрела проблема роста городов, сопутствуемая вопросами развития уличных сетей, общественного транспорта, снабжения. Сельские районы включены в иерархию центральных мест благодаря инфраструктуре и линиям связи.

3. Этап консолидации (примерно до 1985 г):

На фоне стагнации населения и занятости, реструктуризации экономики первостепенное значение приобрела экология. Разработаны программы и планы по охране и развитию открытых пространств.

4. Этап перераспределения (с середины 80-х гг.):

Создание ЕС, "открытие" Восточной Европы и продолжающаяся структурная эволюция усиливают конкуренцию между центрами. Возможности роста ограничены. Попытки регионализации проблем и решений.

Для Восточной Германии этот период означает модернизацию транспорта, систем снабжения и утилизации отходов, а также приоритет экологических мероприятий. Сохраняется необходимость реконструкции и развития старых и новых площадок.

Для "старых" Земель период сопряжен с экологически-ориентированным подходом к выбору новых мест расселения и развитию инфраструктуры.

Примечания

(1) Материалы документа СЕМАТ Основополагающие принципы пространственного развития в Большой Европе (Ганноверский документ): “<…>Пространственное планирование, среди прочих, является важным инструментом в достижении этих целей и задач. Оно может содействовать более высокому пространственному согласию (cohesion) через развитие эффективных городских систем и транспортно-телекоммуникационных сетей, так же как через возрождение депрессивных зон конверсии [анг. термин "реконверсия"]. Улучшение природного и культурного наследия способствует укреплению региональной самобытности (identity) и многообразия (diversity). Пространственное планирование также является важной областью приграничного сотрудничества, ведущего к возникновению зон приграничной и транснациональной солидарности…

Объединительный характер пространственного планирования открывает возможности для увязывания (bundling) политических действий, связанных с различными отраслевыми (секторальными) и географическими подходами. Он также позволяет рассмотреть размеры континента "Большая Европа" (Wider Europe - букв. "Расширенная Европа") с его региональными и территориальными возможностями.

<…>Пространственный эффект глобализации и технического прогресса значителен. В общем, преимуществами обладают территории с сильной городской структурой, развитой сферой услуг, транспортом и коммуникациям. Но и другие типы территорий также могут получить выгоду от новых факторов размещения. Новые механизмы могут вызвать радикальные перемены в размещении производства: от роста, чрезмерно сфокусированного в развитых центрах, тенденция может сместиться в сторону большого числа площадок, образованных благодаря мобильности технологического фактора (более рассеянный рост). Предприятия, возможно, будут отдавать предпочтения местным условиям благодаря многочисленным взаимодействиям между местными предпринимателями и их объединенными усилиями.

<…>Пространственное планирование признано эффективным инструментом в достижении, вместе с другими инструментами, устойчивого развития и охраны окружающей среды, в частности, через долгосрочную охрану природных ресурсов и культурного наследия, координации отраслевых политик, позволяющих объединить действия и избежать конфликтов и несовместимостей.

<…> Пространственное планирование в большинстве стран Центральной и Восточной Европы в течение нескольких десятилетий было подчинено централизованному планированию. В первые годы после политических изменений общее и оправданное "антиплановое" чувство оказало на пространственное планирование негативное воздействие: его значением пренебрегали, а занимавшиеся им организации - закрыты или сокращены. Этот недостаток имел серьезные последствия для согласования пространственного развития в период бурной реализации отраслевых, в частности, инфраструктурных, программ и местных проектов при международной финансовой и технической поддержке. Кроме того, современное экономическое развитие требует новых форм пространственной организации, для которой в Центральной и Восточной Европе пока еще не имеется достаточных навыков. Все сказанное требует использования в этих странах организации и техники пространственного планирования.

<…>Важным вопросом пространственного развития в Большой Европе является будущее больших городов. Хотя происхождение проблемы различно для Востока и Запада, ряд проблем является общим и требует сотрудничества в поисках решений.

<…>В новых странах-членах новейшая история больших городских поселений связана с историей промышленной политики в эпоху социализма. Этот процесс урбанизации привел к разрушению исторически сложившейся структуры расселения. В условиях ускоренной миграции крупные города раздулись и переполнились.

<...>Модернизация, развитие и совершенствование редко поспевали за темпами миграции в города, вследствие чего многие части инфраструктуры оказались перегруженными и стесненными. Положение с жильем и коммунальными услугами было особенно критическим. По соседству с новыми промышленными комплексами возводились новые города, полностью зависимые - экономически и в отношении обслуживания - от единственного завода. Внутри и вокруг больших городов возводились огромные жилые массивы для размещения прибывающего населения. Вокруг главных городов получили развитие конгломераты и "ульи" (cluster), но строительство не было скоординированным: несмотря на его объем, эти районы не включались (и не включены по сей день) в городские структуры. Неспособность этих поселков влиться в традиционные городские структуры стала очевидной в последние годы. В старых промышленных регионах наметилась тенденция сокращения городского населения (выезд за пределы).

<...>В целом для Центральной и Восточной Европы характерна поляризация в пользу крупных центров, привлекательных для зарубежных инвесторов, и меньшего числа средних городов, благоприятно расположенных на линиях коммуникаций. В большинстве этих стран население столиц и крупных городов перестало расти и начало сокращаться, но расползание городов продолжается. Кроме того, эти города привлекают новые виды деятельности: банковское дело, страхование, финансовые услуги, туризм, новые виды СМИ и индустрии развлечений. К таким центрам, помимо столиц, относятся порты и города, лежащие на трансконтинентальных путях сообщения. Специфической чертой городов Центральной и Восточной Европы является значение их административных функций: сосредоточив все функции принятия решений посредством размещения органов власти, города с более высоким административным статусом имеют преимущества по сравнению с городами сходных размеров, лишенными этого статуса, в лоббировании развития. Вес административных функций велик до сих пор, но они уже не защищают город от кризисных явлений.

<…>В "старых" странах-членах, в основном, уже завершен переход городов от обрабатывающей промышленности к обслуживанию. Миграция от периферии к ядрам снизилась и, в отдельных случаях, приняла обратное направление. Но продолжаются перемены, связанные с другими факторами, как, например, глобализация и развитие новых технологий. Это индуцирует процесс реурбанизации в пользу мегаполисов (metropolitan areas).

<...>Главные мегаполисы, расположенные в центрах коммуникационных сетей, предлагающие доступ к национальным и международным учреждениям, искусствам, культуре, СМИ, становятся более привлекательным для международных финансовых домов, штаб-квартир корпораций и т.п., в результате чего удалось возродить городскую жизнь и сделать ее более привлекательной. Однако реурбанизация приносит не только экономические выгоды, но и социальные затраты: жители с низким уровнем доходов и низко рентабельные виды деятельности могут быть вытеснены из центра или "стиснуты" в менее комфортных районах; возникает двойной рынок рабочей силы: даже в городах, переживающих бум, общество дорого платит за присутствие определенных категорий населения с ограниченным доступом к гарантированной и высокооплачиваемой работе. Вслед за социальной дуализацией идет все более очевидная территориальная: зоны социального беспокойства в центре - благополучие на окраинах и в пригородах.

<…>Будущее средних городов, как на Западе, так и на Востоке, в высокой степени зависит от их местоположения. Близость к мегаполисам и транспортным осям является безусловным преимуществом. Также выигрышно расположение в "привлекательном" районе (горы, побережье), которое стимулирует туризм, рекреацию и т.п. Менее благоприятно расположение в старых промышленных регионах и депрессивных сельских.

<…>Характерными для Западной, но уже и для Восточной Европы являются городские сети, особенно в плотно заселенных районах, где города и городки сотрудничают, развивая каждый свою специализацию в выполнении функций и размещении учреждений. Это способствует улучшению "внешней экономики" предприятий региона и повышению общей привлекательности территории.

<…>Наконец, и западные и восточные города должны переопределить свои роли и функции в соответствии с европейским и континентальным масштабом, а не национальными рынками или политико-административными статусами, унаследованными от прежних режимов<…>”.

(2) Генисаретский О. И. Пространственное развитие и стратегическое управление. Лекция 3. // Стратегическое планирование в муниципальном управлении. Введение в предмет. Учебное пособие для муниципальных управляющих. Выпуск 19. М.: Московский общественный научный фонд., 2000. С. 118-147:

“<...>проектные практики пространственного развития, сложившиеся в сфере архитектурно-градостроительного проектирования – не только по временным масштабам, но и по своей проектной природе весьма близки практикам стратегического управления и планирования, сложившимся главным образом в корпоративной сфере. А если это так, то пространственное развитие должно быть признано одним из предметных горизонтов стратегического управления, а проектные методы пространственного развития – одним из источников его методологии.

<...>В советское время управление пространственным развитием любого административно обозначенного поселения осуществлялось путем разработки и реализации пакета проектно-планировочной документации, в целом назвавшегося “генерального плана”. Их создание было институционально привязано к системе архитектурно-градостроительных ведомств, базовая, ведущая деятельность которых традиционно идентифицировалась как деятельность проектирования. В силу этого есть основания считать, что и в советское время управление пространственным развитием городов было – по типу деятельности – проектным управлением. Хотя нельзя не сказать, что его проектная природа смазывалась тем обстоятельством, что генпланы разрабатывались на достаточно длительный срок (20–25 лет) и потому управляющие воздействия, от них исходящие, трудно было наблюдать в реальной динамике пространственного развития.

Поэтому прав был П.И. Лапшев, говоря, что “проблема обеспечения развития города современной планировочной документацией … заключается в том, что ни действующий градостроительный Кодекс, ни сохранившаяся проектная градостроительная практика не отвечают на главный вопрос: как и каким образом в новой для страны политической, экономической и социальной ситуации должно осуществляться управление процессами, происходящими в городе ежедневно, как и каким образом направлять эти процессы в то русло, которое соответствует проблемам и чаяниям городских жителей, как получить общественное и личное (частное) согласие на эти процессы?”.

Кроме того, говоря о проблемах пространственного развития, стоит вспомнить, что народно-хозяйственное планирование в советское время опиралось на стратегию и практику размещения производительных сил, которые во многом формировались в связи с деятельностью Совета по размещению производительных сил при Госплане СССР.

Госплан, а вместе с ним и сложившуюся систему, занимавшуюся пространственными параметрами развития страны, разрушили, а новую не создали. И это в то время, когда Европейский Союз, основываясь на идеях европейского неофедерализма, продвигает на нашу территорию проект Большой, Расширенной Европы (до Урала). Связанная с этим проектом концепция пространственного развития является, на наш взгляд, следующим, важным шагом в продвижении стратегии устойчивого развития, по поводу основных принципов которой идеологи и организаторы системы градостроительного дела так и не определились до конца.

<...>Что же касается самих задач управления пространственным развитием разного вида муниципальных образований, то они относятся:

—к представлению о самоценности для горожанина города как такового и проживающих в нем городских сообществ;

—к ориентации проектируемой городской пространственной структуры на сохранение природной, историко-культурной и техно-культурной уникальности города;

—к развитию города в направлении создания на его основе инновационных (в технологическом, экономическом и социально-культурном отношениях) пространств;

—к необходимости в связи с этим сохранения и развития человеческого потенциала города;

—к признанию первостепенной значимости для проектирования технологический, коммуникационной и социально-организационной инфраструктур территории города.

Конечно, это еще не сами задачи управления пространственным развитием, а скорее те проектные намерения и установки, которые смогут приобрести практически общезначимый смысл задач, лишь будучи взятыми в связи друг с другом и помещенными в единое концептуальное пространство.

В первую очередь это относится к понятию страны, и составляющих ее земель, упрямо именуемых “территориями”. В сознании многих страна как-то незаметно оказалась поглощенной государством, а вопросы страноведения и страноустроения — вопросами государственно-политического устройства. И даже тогда, когда речь, казалось бы, заходит о территории страны, она часто скатывается на геополитику.

Нимало не отрицая того факта, что государственное устройство наше сегодня, как никогда, далеко от устойчивости и политической определенности, нужно все-таки суметь увидеть, что понятие государства никак не покрывает собою страну. Россия, как страна, пережила несколько разных государственно-политических эпох и, смеем надеяться, останется сама собой и при возможных в будущем государственно-политических трансформациях.

Не нужно думать, что понятие страны относится исключительно к компетенции географии (и уж тем более, к географии физической). Для нас более важно не географическое, а социологическое понимание того, что есть страна в ее пространственности и наполненности многоразличными жизненными и деятельностными мирами.

Словосочетанием “большое пространство”, построенном по аналогии с известным из системного анализа термином “большая система”, покрываются территории, сравнимые по масштабу с системами расселения. Разумеется, при первых подступах к теме пространственного развития словосочетание “большое пространство” скорее метафора, означающая методологические намерения проектных аналитиков, чем строгий термин научной или проектной практики. Содержание его будет, мы надеемся, последовательно уточняться по ходу разворачивания работ по проблематике пространственного развития.

Пространство, как мыслимая реальность (и объект мыследеятельности), и пространственность, как качество любых человечески значимых реальностей (и объектов жизнедеятельности) – вечная и в то же самое время каждый раз исторически конкретная тема архитектурной и гуманитарной мысли.

<...>В 70-80-е годы, в атмосфере публичного признания авторитета экологических ценностей и распространения парадигм экологически ориентированного сознания, тема пространственности вновь зазвучала а работах, выполнявшихся в рамках так называемого средового подхода в архитектуре и дизайне. Однако, несмотря на параллельное экологическое переосмысление территориальности в географической науке и градостроительной концептуалистике, основные усилия сторонников средового подхода оставались сосредоточенными на объектах, по масштабу много меньших, чем городские поселения, а чаще всего – на “малых пространствах” (дом, двор, улица, площадь, городское урочище и т.п.).

Обращаясь к метафоре “большого пространства”, мы имеем в виду потребность распространения исследовательских и проектных интенций средового подхода на территориальные образования, сомасштабные городам и системам расселения.

Этот пространственный масштаб и уровень сложности процессов пространственного развития отвечает также методологическим интуициям экологии культуры – дисциплины, занятой изучением средового (опространствованного в различных средах) бытования культурных ценностей, разворачивания процессов культурного изменения и различных форм реализации культурного наследия.

<...>Распространяя понятие этноландшафтного равновесия, характеризующее обитание этноса в природной среде, на пребывание этноса в среде культурной, можно ввести понятие об этнокультурном равновесии, что снова возвращает нас к теме этнокультурной идентичности, соотносимой теперь с этническим стереотипом поведения в отношении культуры.

Тут правда приходится признать, что культурологическое, этнически нейтральное понимание культуры, которая иногда почему-то отождествляется с общечеловеческой, теряет свою различительную и объяснительную силу.

Гуманитарный императив пространственного развития мог бы звучать примерно так: необходимо стремиться к реализации таких социально- и культурно-экологических, образовательных и рекреационно-досуговых условий обитания, которые, во-первых, обеспечивали бы постоянную осёдлость наличного и приезжего населения в проектируемой системе расселения, а во-вторых, приводили бы к расширенному самовоспроизводству населения, образа жизни и культуры.

Следование этому императиву и приводит к постановке остро модной сегодня культурно-антропологической и психологической идентичности больших пространств, принятия их в качестве своих людьми и сообществами, проживающими свою жизнь в данном “месте”, в данных культурно-исторических обстоятельствах.

<...>Терминами “идентичность” и “идентификация” в культурной антропологии и гуманитарной психологии обозначаются структуры и процессы, обеспечивающие восприятие, переживание и понимание отождествляемой, идентифицируемой реальности как обжитой, родной, как того жизненного мира, того дома бытия, где человек чувствует себя естественно и свободно, где проживание – не дать необходимости выжить, а примиренная с жизнью, ценностно-оправданная “духовная оседлость”.

С проблемой идентификации больших пространств смыкается еще одна важная гуманитарная тема – тема этнокультурной идентичности во всех важных для этноса горизонтах и перспективах его жизнедеятельности (в том числе, и пространственных).

В этом контексте предикат “большое” в словосочетании “большое пространство” отсылает к одной из глубинных тем русского национального самосознания, о которой писал Н.А. Бердяев: “Необъятные пространства, которые со всех сторон окружают и теснят русского человека, - не внешний, материальный, а внутренний, духовный фактор его жизни. Эти необъятные русские пространства находятся и внутри русской души и имеют над ним огромную власть”.

Сейчас, когда пространства эти на наших глазах весьма заметно сокращаются и перекраиваются, когда переустройство политического, экономического, культурного, да и жизненного пространства России стало важнейшей темой общественного сознания и социально-практического действия, этнокультурная идентичность его, соразмерность и соответствие его строю жизни, глубинным уверенностям и упованиям людей и сообществ, населяющих страну, стало темой в том числе и пространственно-проектной мысли.

<...>Одной из базовых схем исторического самоопределения российского общества, — утверждает С.В. Попов, — является схема освоения: освоения земель, освоение мира, освоения собственной и зарубежных культур. И, добавили бы мы от себя, - их постоянного переосвоения.

Схема освоения, — в отличии от схемы колонизации, — “не предполагает никакого центризма — она предполагает изначальное культурное и человеческое равенство... не навязывание своего способа жизни, а совместное пользование дарами природы и совместную обработку и окультуривание земель. Само это равенство всех участвующих в совместной жизни предполагает усвоение различных культур друг другом без всякого насилия. В плане организации хозяйственной жизни схема освоения формирует собственный мир — мир, складывающийся по законам совместного сосуществования различных культур и типов хозяйства, соединенными общими инфраструктурами коммуникации”.

<...>Среда — категория пространственно-временая, обозначающая некое “здесь-и-теперь”, в котором мы существуем. ”Теперь” — это время конца века. Чтобы подчеркнуть историческую динамику представлений о мире, связанных с отношением к нашей жизненной среде, приведем два характерных мнения, высказанные в 20-е и 80-е годы двумя известными архитекторами<...>”.

(3) Сиджански К. Федералистское будущее Европы: От Европейского сообщества до Европейского Союза. М.: Российский государственный гуманитарный ун-т, 1998. С..34.

(4)Там же С. 217

(5) Материалы встречи министров, отвечающих за региональное планирование стран Европейского Союза, Нордвик, 9-10 июня 1997г. Европейская перспектива территориального развития (ЕСДП), первый официальный проект:

“1.Пространственный подход на европейском уровне

На долгосрочное направленное экономическое, социальное и пространственное развитие Объединенной Европы влияет, по существу, три фактора:

последовательная экономическая интеграция в Европе, и все более интенсивная политика кооперации между членами Союза и с другими заинтересованными

растущая роль локального и регионального авторитета и их функции пространственного развития

вероятное расширение Союза так как развиваются их отношения с соседями

1a.Основные цели

Пространственный подход на европейском уровне проводит (преследует) три основные задачи (цели), которые собраны на едином подходе при информационной встрече в Лейпциге (1994)

экономическая и социальная сплоченность

длительное, непрерывное развитие

балансирующая конкуренция Европейской территории

1в.ЕСДП-смысл ее существования

Социальные и экономические изменения в пределах Европейского сообщества результат трех различных форм взаимозависимостей:

между пространствами сообществ

между различными секторальными политиками которые имеют воздействия на соответствующих пространствах и районах

между различными правительственными уровнями которые разделяют ответственность в особых районах

поиск приблизительного пространственного Европейского уровня”

(6) Основы европейской хартии местного самоуправления. Mетодическое пособие. Москва, 1999. C. 63.

(7) Материалы документа СЕМАТ Основополагающие принципы пространственного развития в Большой Европе (Ганноверский документ):

“<…>Пространственное планирование состоит не только из разработки крупномасштабных планов, которые выявляют и направляют будущее развитие. Специфическая функция пространственного планирования, которая становится все более стратегической, - координация отраслевых политик и действий, имеющих сильное влияние на пространство. Эта функция осуществляется на трех уровнях:

- на уровне предвидения: профессионалы пространственного планирования должны определять... вероятное воздействие отраслевых решений, подготавливаемых административными отделами по отраслевой политике и частным сектором. Затем, если это необходимо, они предлагают адаптивные меры во избежание несовместимостей с общими целями развития (например, противоречия между планированием транспорта и охраной окружающей среды) или вырабатывают более содержательные совместные меры (synergies) (например, согласование планирования транспорта с размещением предприятий).

-на уровне администрации: во многих европейских странах существуют особые процедуры координирования отраслевых политик в интересах общих целей пространственного планирования.

- на уровне корректировки: когда отраслевое решение с негативными для пространственного развития уже реализуется, профессионалы пространственного планирования должны найти решение как возможно снизить негативные последствия путем адекватных мер.

<...>Важной сферой межотраслевого согласования является реализация задач качественного территориального развития. Это относится не только к качеству жизни... индивида, но и к крупномасштабному видению функциональных взаимодействий между различными частями и компонентами территории.

4.2.2. Дополнительный эффект [букв. "добавленная стоимость"] от долгосрочных схем интегрирования кратко- и среднесрочных проектов

Важная функция планов долгосрочного пространственного развития - обеспечить рамки для более локальных решений. Это особенно существенно для стран Центральной и Восточной Европы, где развитие в настоящее время происходит, главным образом, на основе местных проектов, поддерживаемых международными организациями (Мировой Банк, ЕБРР, ТАСИС и т.д.).

Долгосрочность и крупномасштабность пространственного планирования полезна, по крайней мере, по двум причинам:

- Дополнять существующие проекты развития на местном уровне структурными мерами по повышению их результативности.

- Генерировать идеи для разработки новых местных проектов.

4.2.3. Взаимодополняемость задач разных уровней решений

Пространственное планирование в Западной Европе последних двух десятилетий сконцентрировано на региональном уровне, в то время как национальный уровень имеет дело преимущественно с рамочными вопросами межгосударственного, национального и межрегионального значения. Модель соответствует распределению обязанностей между разными политико-административными уровнями, но не должна рассматриваться как статическая. В то время как региональные и местные власти приспосабливают свое собственное пространственное планирование к мерам, разработанным на высшем уровне (подход "сверху вниз"), национальный уровень приспосабливает свои планы к планам и проектам, предложенным региональным уровнем.

<…>Т.к. региональные структуры стран Центральной и Восточной Европы (где таковые существуют) все еще слабы, пространственное планирование на региональном уровне в них еще не наполнилось содержанием. Усилению региональных структур призвано способствовать сотрудничество Восток-Запад.

4.2.4. Потенциальная роль "зон действия" для обеспечения согласованности пространственного развития

Концепция "зон действия в целях интегрированного пространственного развития" была представлена в "Принципах европейской политики пространственного развития" (т.н. "Лейпцигские принципы", 1994г). Она нацелена на выявление и реорганизацию европейских зон, особо важных для связности (сoherence) территории ЕС. В этих "зонах действия" предполагается особо интенсивное сотрудничество администраций всех уровней должно осуществляться с расчетом на пространственное развитие новаторского характера, учитывающее европейские проблемы и интегрирующее территориальные аспекты отраслевых политик.

Поскольку разработка ЕСДП проходила медленно, концепция не могла быть применена на практике. Концепция эта не нова: в послевоенной истории имеются примеры пространственного планирования с усиленным внедрением в специфических зонах со стратегическими функциями. Сходные примеры даст и применение программ Интеррег 2С.

Концепция "зон действия" может иметь особенное значение для стран Центральной и Восточной Европы, как зон, имеющих стратегическое значение и для национального развития, и для европейской интеграции.

4.2.5. Роль государственно-частного партнерства в финансировании развития

Государственно-частное партнерство развивается во многих отраслях, прежде для него закрытых. К ним относятся различные типы инфраструктуры (транспорт, телекоммуникации, здравоохранение, образование и т.д.). Причины кроются в недостаточности государственного финансирования, а также в том, что в некоторых отраслях такое партнерство представляется более эффективным, чем чисто государственная собственность. Формы государственно-частного партнерства, применяемого в территориальном развитии, достаточно разнообразны. Они включают контакты между государственными и частными структурами, образование смешанных компаний с правами частных, координируемое разделение задач при реализации конкретной программы или проекта и т.п.

<...>Государственно-частное партнерство может иметь особенное значение для стран Центральной и Восточной Европы ввиду особой ограниченности государственных средств и необходимости привлечения к проектам частной инициативы.

4.2.6. Международность специфических проектов и приграничного сотрудничества как инструмент развития

Взаимодействия стран и регионов определяются географией: загрязнение реки одной страной сказывается в других, лежащих ниже по течению. Экономическая интеграция также увеличивает взаимозависимость стран и регионов. Политика пространственного развития все более и более противоречит международным проблемам: защите природных территорий, поделенных между государствами, охрану водных ресурсов, "заграничное" действие атмосферного загрязнения и т.д. В Западной Европе на таких проблемах сфокусирована программа Интеррег 2С. Сходная практика принесет пользу странам Центральной и Восточной Европы.

Кроме того, ряд приграничных регионов, в том числе в Центральной и Восточной Европе, страдает от периферийности и отсталости, поскольку границы десятки лет были закрыты и экономические отношения ограничивались отечественным рынком, который был не очень доступен. Приграничное сотрудничество даст этим регионам реальную возможность развивать товарообмен и.. участвовать в мировой экономике. Наличие по обе стороны границы сходных этнических групп является позитивным фактором приграничного сотрудничества.

Все это требует новых форм международных и межгосударственных рабочих структур по пространственному развитию.

4.3. Структурные элементы пространственного видения Большой Европы

Конечные итоги сотрудничества в сфере пространственного развития и планирования на уровне Большой Европы, которые будут определены СЕМАТ в течение ближайших трех лет, не могут быть названы сейчас с достаточной точностью. Необходим больший технический и политический опыт. Возможны разные варианты, соответствующие возрастающей точности в совместных действиях:

<...>Разработка "Основополагающих принципов устойчивого пространственного развития”. Эти принципы будут представлять собой своего рода "философию планирования", учитывающую масштаб Большой Европы, равно как и специфику положения и потребностей Центральной и Восточной Европы. Они в чем-то будут схожи по своей природе с "политическими альтернативами" ЕСДП и адресованы конкретным категориям пространства (городским системам, городам-входам, сельским районам, перифериям, приграничным районам, транспортным системам, наследию и т.д.), а не географическим зонам. "Основополагающие принципы" могут быть проиллюстрированы аналитическими картами Большой Европы.

- Разработка глобального видения Большой Европы, сходного с работой по Балтике. Оно будет содержать не просто принципы планирования, а географически приложенные, дифференцированные и переведенные в пространственное развитие рекомендации или цели, с указанием оценочных значений. В масштабе Большой Европы могут быть, однако, представлены и картированы лишь стратегические и макро-пространственные элементы.

Более детальное географическое разделение основополагающих принципов может быть проведено на уровне (ограниченного) числа европейских макро регионов. (Вариант возможен, если зоны программы "Интеррег 2С" или меньшие районы предоставят необходимый каркас для анализа).

(8) Излагается по материалам о территориальном планировании в Германии.