К 50-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ

 

БЕССМЕРТЕН!

 

Торжественно печален в эту весеннюю пору Сталинград. Почти полвека назад здесь морозными февральскими днями был нанесен первый смертельный удар фашизму. Кто помнит те дни? Ветераны, которые в блеске боевых наград обязательно придут 9 мая к Вечному огню славы; труженики тыла, где "старший", чтобы дотянуться до суппорта станка, под ноги ставил деревянный ящик...

Но все они пройдут мимо мраморной стелы, где четко выписано: "Герой Советского Союза Рубен Руис Ибаррури, Герой Советского Союза майор Каменщиков и посмертно награжденный орденом Ленина капитан-артиллерист Фаттяхетдинов". Да, там, у стен Сталинграда, сложил свою голову наш земляк Хафиз Фаттяхетдинов. Об этом сегодня рассказ Вячеслава РЕДИНА.

"Командир 4-й батареи, капитан Фаттяхетдинов Хафиз Фаттяхетди-нович представляется к награде за то, что он в бою под разъездом Ба-саргино, действуя в составе наступавшей 14.1.43 г. дивизии, выполняя боевую задачу, взяв орудие и два пулемета с расчетами, всего 10 человек, проехал на фланг, а затем в тыл противника, истребил до 400 немецких солдат и офицеров, выдержав получасовой бой с силами, превосходящими в 70 раз. В результате его действий подоспевшие гвардейцы захватили в плен до 300 человек".

 

ТАК ЭТО БЫЛО

Грузный седой подполковник отложил в сторону карандаш и, придвинув к себе кандидатскую партийную карточку, лежащую на столе, долго всматривался в "фотографию на ней. Где-то над землянкой глухо шелестели снаряды, гулко ухая вдалеке, но всего этого словно не замечал человек, сидящий у стола при мерцающем свете коптилки.

- Как же это ты, сынок, не уберегся сейчас, когда мы, а не они, идем в наступление...

Тяжело вздохнув и отложив карточку, заканчивает заполнять представление к награде. Затем подписывается: "Командир 762-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка подполковник Яковлев".

Метнулся в сторону огонек каганца, кто-то широко откинул в сторону плащ-палатку, прикрывающую вход в землянку:

- Товарищ подполковник, заместитель командира 4-й батареи по политчасти Оськин по вашему приказанию прибыл, - и, повинуясь молчаливому жесту командира, садится на перевернутый ящик от снарядов, снимает каску, бережно кладет на колени толсто забинтованную руку.

Подполковник заговорил первым. Голос его в эту минуту был усталым и совсем неофициальным.

- Семен Владимирович, как все произошло? Ведь Вы тоже были в этом ббю под разъездом Басаргино...

Замполит долго смотрит на мечущееся пламя коптилки, словно вновь переживая ту жестокую рассветную схватку.

...Вьюжит январь над приволжской степью. Стерильной, успокаивающей повязкой ложится снег на обожженную огнем и металлом землю. Машина с трудом пробивается по снежной колее, натужно гудя мотором.

- Что-то уж больно тихо, товарищ капитан, - не отрывая взгляда от дороги, бросает водитель.

- Тихо, говоришь? А что же им теперь в этом котле, да еще после такой артиллерийской обработки, остается делать? - негромко отвечает Хафиз и снова сосредоточенно всматривается вдаль. Мысли одни: пока брезжит рассвет, успеть пройти во фланг к немцам и провести разведку боем, остальное докончат гвардейцы, идущие следом. Где-то там, в полукилометре, за спиной, на передовой, они уже готовятся к стремительному броску.

Неожиданно рука капитана резко ложится на плечо шофера:

-  Стой!

Прямо по снежной целине навстречу машине двигалась большая группа людей.

Немцы!

Да, это были они. Свыше семисот гитлеровцев, пользуясь рассветной теменью и пургой, пытались выйти из окружения.

"Нас всего десять", - была первая мысль командира, и в ту же минуту властная команда:

- Расчеты к пулеметам, пушку к бою! - но артиллеристы уже и без того, увязая в снегу, разворачивали свою "сорокапятку" навстречу врагу.

- Огонь!

И не было больше тишины, метели, снега, покоя, был только бой, упорный, жестокий, неравный.

Залегшие в первые минуты, немцы вскоре убедились, что перед ними всего лишь горстка батарейцев. И они пошли напролом, охватывая машину кольцом с флангов. Артиллеристы били в упор, но на месте разрывов вставали новые и новые фигуры, которым, казалось, не будет конца и края.

- Рус, капут! Враг совсем рядом.

- Капут, говоришь? - Хафиз с силой швыряет навстречу подбегающим гитлеровцам гранату. В ход уже идут штыки, ножи, приклады, саперные лопатки. Уложив из нагана в упор гитлеровца, замполит видит, как на ротного навалились сразу несколько немцев. Он бьет наотмашь одного гранатой, зажатой в левой руке, разряжает обойму пистолета из правой — в другого. И в эту минуту, словно тени из вьюги, появляются наши гвардейцы-лыжники, громовое "ура!" прокатилось по окрестным балкам.

"Эх, чуть бы раньше", - беззвучно шепчет замполит, видя, с каким ожесточением бьют фашистов подоспевшие гвардейцы, и, раненый, медленно оседает в снег.

Не выдержали боя фашисты, вот уже в страхе перед смертью поднял руки один, другой... Через полчаса мимо неподвижной машины потянулась длинная колонна пленных, да по степи еще долго раздавались выстрелы: то подмога добивала удирающих гитлеровцев.

Всего этого уже не видел командир батареи. Над степью занимался новый день...

 

ТЫ ЖИВ, ХАФИЗ!

Такой же вьюжной зимой я стою у разъезда Басаргино, где навсегда ушел в бессмертие двадцатидвухлетний капитан Фаттяхетдинов. Невдалеке на железнодорожных стрелках громыхают проходящие поезда. Они даже не сбавляют здесь хода: обычный маленький железнодорожный разъезд, каких сотни на дороге.

Обычный разъезд... Пятьдесят два года тому назад он был местом жесточайшей битвы, в которой нашли свою смерть тысячи немецких солдат. Сейчас Басаргино даже трудно найти на карте, а полвека назад весь мир, затаив дыхание, слушал голос Левитана:

- В последний час... 10 января наши войска начали генеральную атаку окруженных в районе Сталинграда немецко-фашистских войск. За 7 дней напряженных боев наши войска, сжимая кольцо вокруг окруженных не-мецко- фашистских войск, продвинулись на определенных направлениях на 20-25 километров и заняли важные укрепленные узлы обороны Мариновская, Атаманский, Басаргино.

"Люди ли шли в атаку?" - с ужасом думали те, кто врагом пришел на нашу землю. Вот что писал в дни, когда погиб Хафиз, в своем дневнике, хранящемся сейчас в Историческом музее в Москве, офицер 79-й пехотной дивизии гитлеровского рейха:

"Русские рвутся вперед, сейчас мы имеем уже убитыми вдвое больше, чем в Севастополе. Борьба за Сталинград продолжается больше, чем вся война с Францией. На моем пути много больших кладбищ. Многие мертвецы лежат непогребенными. Они нашли себе могилу на этих русских просторах под Сталинградом, к которым мы так стремились. Ужасно думать, что и я могу быть среди этих обезображенных трупов. Январь 43 г."

И он навсегда остался в просторах, к которым рвался, сраженный рукой бесстрашного капитана-артиллериста, сраженный руками его товарищей.

Разъезд Басаргино... Далеко же от родного дома занесла тебя военная судьба, Хафиз. Сейчас в твоих родных Трехозерках такая же зима. Так же бегут в школу деревенские ребятишки, внуки тех, кого учил ты. Память о тебе здесь во всем: обелиске у дома, где ты родился, и в воспоминаниях твоих сверстников; в печальных глазах родственников и торжественном молчании деревьев у околицы, которые последними видели тебя уходящим на фронт. Здесь помнят все: детские проказы твои и работу в поле, когда за тобой не мог угнаться никто; как в любую погоду за добрый десяток километров шел в педучилище, чтобы стать учителем, и как мечтал о военной службе. Немногие из твоих сверстников вернулись с полей сражений. Когда четверть века назад я приезжал к ним, их собралось всего несколько. Пришел раненый под Ярцевым Аббиас Шакиров, всю войну прошедший Хамзя Абдулкадеров... А сто пятьдесят тех, с кем ты начинал жизнь, принадлежат теперь только минувшей войне!

Скоро новый май, скоро мы, живые, будем отмечать наш общий пятидесятый День Победы, и ты будешь рядом с нами, как будут рядом все, чьими руками завоевано это мирное небо, этот мирный перестук железнодорожных колес твоего разъезда Басаргино! Вас тысячи, и это о вас, героях, говорил, обращаясь к молодым горьковчанам, бывший командующий Сталинградским фронтом, Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза Андрей Иванович Еременко:

- Когда я приезжаю в город, имя которого сейчас известно всему миру, я с особым волнением прохожу по Мамаеву кургану, подолгу стою у Вечного огня вечной славы героям Сталинграда, и снова вспоминаю всех, с кем делил тяжесть войны, когда вижу розовый обелиск над могилой, где похоронены пулеметчик Ибаррури, летчик Каменщиков, артиллерист Фаттяхетдинов. В их героических жизнях таилась та грозная сила, перед которой не устоял, не мог устоять враг. Разве можно победить народ, в котором воинская доблесть слилась воедино с благородным гражданским мужеством? И в канун великого Дня Победы, склоняя голову перед светлой памятью павших героев, я желаю землякам бесстрашного артиллериста Фаттяхетдинова быть такими же честными, храбрыми, преданными Родине героями, каким был этот неустрашимый двадцатилетний капитан.

* * *

Давно поросли травой и перепаханы окопы, где воевал лейтенант Рубен Ибаррури, безмолвны балки у разъезда Басаргино, свидетели последней битвы Хафиза Фаттяхетдинова, лишь мирные ТУ, ИЛы, АНы чертят голубизну волжского неба там, где ушел в бессмертие летчик-коммунист Владимир Каменщиков. Пятьдесят с лишним лет прошло, более полувека, но жива в людских сердцах память о тех, кто похоронен здесь, под этой розовой плитой, и там, рядом, где горит Вечный огонь, на Мамаевом кургане, и под тысячами известных и безымянных обелисков.

Так люди ли шли в атаку, смертны ли они? Это герои! Они бессмертны.

 

Нижний Новгород - Уразовка - Волгоград - Москва - Нижний Новгород.