Rambler's Top100  
  Кое-что о местном ведении и самоуправлении

Содержание раздела

Оглавление:


О. И. ГЕНИСАРЕТСКИЙ
вице-президент Международного Фонда «Культура и будущее России»
заместитель директора Института Человека РАН
доктор искусствоведения

Кое-что о местном ведении и самоуправлении

фрагменты муниципального дискурса, сиречь местного ведения, собранные из разных мест и времен и написанные по разным поводам

В этом городе, который я сам же и выдумал, потому что жить мне попросту негде, виделись мне одни нечаянности - дел, встреч и разговоров. Правда, не понятно какие там могут быть разговоры, когда и говорить то незачем, если там все так устроилось, как сам я и хотел. Да и как не устроиться, если все устроено мною и было предусмотрено. Но почему же тогда нечаянности, спросите Вы, почему не твердая, ясная и окончательная даже устроенность? Что ж, Вы может быть и правы: видно и в мечтах не верил я в окончательную эту устроенность. Не потому, правда, что трудно поверить, когда захочешь, просто противно было бы мне об этом и подумать.

Да тут же и все бы набежали: и мы, и мы это знаем, о чем ты здесь гордишься от себя; не ты, не ты это знаешь; ты понаслышке это знаешь только, а мы это выголодали и недопили, а ты пил только от безделья или от привычки, не от души, как мы пили бы, если бы ты дал нам.

Нет, врешь, - кричат мне, - не потому так получилось. Ты не от преданности нам хотел повесить на себя, а не на других, это простенькое дельце: что, мол, братцы, а не взять ли нам, да не устроиться без шума и гнева, без тоски нашей и надрыва, без похмелья, то есть трезвости.

И что более всего удивительно, так это внимание: слушают, и не только слушают, но и спрашивают, представьте себе, упорно спрашивают, иногда даже с мыслью. Вот до чего довели нас нехристи, что и слова в простоте сказать нельзя, обязательно поверят и вознесут, подбодрят и ловить не станут, наскучит быстро. А потом, конечно, оплюют и огадят, и чем гадливее, тем с большим удовольствием.

Понимающее управление и местное ведение

В муниципальном управлении заметное место занимают так называемые предметы ведения и, добавим от себя, предметность ведения.

Замечательно, что слово "ведение" в русском языке имеет несколько значений, впрямую относящихся к действительности местного самоуправления.

Ведение – это:

Понимание, разумение, сознавание, осмысление, знание, когнитивная, интеллектуальная функция, соотнесенная с мышлением и сознанием. "Знать не знаю, ведать не ведаю".

Заведывание, руководство, распоряжение – волитивная, практическая функция, впрямую относящаяся к действительности управления.

Заведомость априорность, установочность, непреднамеренность, такое то есть качество смысло-мысленных и деятельностных образований, которые соотносится уже не со способностями, а с установками (которые, впрочем, столь же функциональны, как и способности).

Заведомость противопосталяется ведомости, априорность – апостериорности. В том же самом смысле, в каком сознательное противопоставляется бессознательному, очевидное – неочевидному, произвольное – непроизвольному и и.д.

Так вот в повседневной жизни и деятельности эти три момента ведения (понимание, заведывание и заведомость) обращаются слитно, нерасчленённо. Потому, может быть, в “предметах ведения” не усматривается то существенное, что этими словами означается: а именно то, что предметы эти предметны лишь тех, кто их понимает.

Понятие “предметы ведения” – из области понимающего управления. Для тех, кто живет “по понятиям” и действует “по праву понимания”. А не абы как.

Шутки-шутками, а возраст понимающей психологии, если отсчитывать её путь от В. Дильтея, и понимающей социологии (соответственно, от М. Вебера) равен целому веку. Та вот, почему не понимающее управление?

Самоуправление между пребыванием и присутствием

Самоуправление находится на своем месте среди других, сродных ему самосущностней: таких как самобытие и самоценности; самоотношения и самодействия; самосознание и самомышление, самочувствование и самоощущение.

Из них разве что самосознание успело стать достоянием повседневного опыта.

Среди умствующего люда - для обозначения самосущностей - в ходу также понятия рефлексия, рефлексивность, в который важной является возвратность. А также разного рода разного рода понятия с приставками “ауто” и “авто” (авторитет, аутентичность, аутизм и т.д.).

Вспомнив о том, что “сам” - это, среди прочего, “я сам”, “самость”, а в пределе - “герой”, мы почувствуем во всем, что “само” вкус субъектности.

Но также и наличие лица, а не только индивидуальности.

Словом, за непритязательной, на первый взгляд, приставкой “само” в слове “самоуправление” кроется, ожидая нашего внимания, некая глубь, намекающая на самостояние, самовитость, слышен зов, если не к свободному полету, то уж, и наверняка, к “покою и воле”.

Не он ли глухо звучит в той подвижке поместных умов и воль к местному самоуправлению, что проявляется даже сквозь бесчисленные целлофановые обертки “муниципализации”, “муниципальных образований”, “муниципального права”?

А что если так? Тогда не стоит, по крайней мере, глушить в себе этот голос, и, хоть изредка, прислушиваясь к нему, делать то, что от нас самих неотъёмно, - думать своим умом.

Самоуправление – это способность управляться с собою, не путаясь в пребываниях и присутствиях.

Способность вести дела так, чтобы все делалось как бы само собой и чтобы каждой вещи было дано осуществить свою самость.

Делать только свои дела и не делать чужих. Жить своей жизнью и умереть своей смертью.

Самоуправление – это путь к себе.

Местное же самоуправление - это ещё и пребывание на своем месте, где размещено и уместно твое присутствие.

В месте, где мы вместе. Где присутствие наших “я” уместно во взаимной совместности.

Такое место, вопреки известной пословице, красит человека своим многоцветием. А человек плодоносит на нем светом своей человечности.

И ещё: в городе просторно для ибо” и тесно для небось.

В средние века, когда город рос средь полей и лесов, говорили, что воздух города дышит свободой. Сегодня мы грезим о том, чтобы он дышал также их, полей и лесов, естественностью.

Ибо, как свобода - это естественность движения, так естественность - свобода покоя. А вкупе они, естественность и свобода, породнены подлинностью.

Местное самоуправление - это воля к жизни в подлинном месте, как бы оно ни называлось, - городом, поселком, селом, посадом или слободой ... “жизненным миром”, “системой расселения” или “жилой зоной”.

Город как пространство публичной жизни

Одна из важнейших особенностей города как поселенческой структуры и городского образа жизни - та специфическая проявленность, обозримость и наблюдаемость поведения человека (и различных групп людей) в городском пространстве, которая – по нашей склонности к иноязычной терминологии - получила название публичности[1].

С одной стороны, публичное противопоставляется приватному (и интимному) и тогда оно часто используется как синоним социального. Хотя это вовсе не та социальность, что подразумевается в словосочетаниях “социальная система”, “социальная инфраструктура” и т. д.

Можно сказать, что публичность – это социальность в чистом виде, свободная и рефлектированная социальность[2].

В виду и в меру сказанного, городское пространство – это синоним публичного (публично-социального) пространства.

 Хотя, разумеется, степень урбанизированности и публичности различных частей города отнюдь не одинакова[3]. Так городской центр считается наиболее урбанизированным в городе как раз потому, что в нем установочно сильнее выражена публичность городской жизни[4].

По мысли П. Рикёра, понятие публичности выражает условие “плюрализма, являющегося результатом распространения межчеловеческих связей на всех тех, кто находится вне межличностного отношения “я” и “ты” и выступает в роли “третьего”[5], “любого другого”.

 Горожанин в публичном городском пространстве – это и есть “любой другой”, “человек с улицы”, заведомо, по условностям городской культуры, признаваемый человеком, то есть тем, на кого распространяются права и обязанности свободного человека и с кем принято вступать в межчеловеческие отношения.

Идея плюрализма публичной городской жизни характеризует согласие и желание жить вместе, присущее жителям данного поселения постольку, поскольку они образуют историческую общность, являются местным сообществом[6]. Это согласие и желание, несводимое к межличностным отношениям, и есть та социальная реальность, что структурируется различными политическими институтами, в свою очередь структурирующими власть.

Х. Арендт предлагала называть властью ту “общую силу, которая является результатом желания жить вместе и которая существует до тех пор, пока действует это желание”.

Принимая это определение, П. Рикёр продолжает: политическая власть – на всех её уровнях – представляет собой продолжение способности, характеризующей человека как могущего (способного и действующего – О.Г.). В свою очередь, именно эта способность к свободному действию придает “зданию власти перспективу длительности и стабильности и, если говорить в еще более общем смысле, открывает горизонт общественного мира, понимаемого как спокойствие и порядок (подч. мною – О.Г.”[7].

В ответ на мои размышления о городе как пространстве публичной жизни г-н В. Редюхин прислал мне следующий комментарий:

Ход на построение понятия, могущего соорганизовать исторический, культурологический, социальный, муниципальный и другие смыслы и представления о городе, на мой взгляд, действительно перспективен.

Однако, "публичность" вызывает еще и коннотации - "публичные казни", публичные дома" и т.д., что в своей основе содержит возможность социального вызова и самопредъявления, нечто близкое к "паблик-рилейшнз". Что, в свою очередь, связано с такими городскими атрибутами как прозрачность пространства возможностей, плотность коммуникации и динамическое многообразие потребностей (выд. мною – О.Г.)

Вопрос в том, как это слить в единое слово?

Интересно то, что "публичная казнь", в общем-то, вроде вполне укладывается в ту "публичность", о которой говорит О. Генисаретский: на эшафоте, при некоторых (и, вообще говоря, понятно каких) обстоятельствах может оказаться каждый. А вот "публичный дом", наоборот, - место очень интимное. Но, одновременно, впрочем, общего пользования. Интимность нужна опять-таки каждому, и здесь вам ее обеспечат, если вы не в состоянии, по каким-либо причинам, организовать ее самостоятельно. И все же, здесь, похоже, концепт "публичности" строится иначе, нежели в словосочетаниях типа "публичное пространство" (центр города), "публичное действие" (публичность) и "публичная казнь".

Продолжая, что называется “в том же духе”, я мог бы добавить в копилку г-на Редюхина еще и “гражданский брак”, другие “акты гражданского состояния” “гражданскую казнь”, “гражданскую продукцию”, конечно же “гражданина-следователя” и “гражданина-начальника”, не к ночи будут они помянуты ... и много других осколков так и не нашедших себе места в нашей жизни гражданского сознания и общества.

Хотя, и на заборах было написано: “поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан”! Усвоили, и пели тут же под забором: “граждане, послушайте меня ...”, и к особям особо слабого пола обращались “Гражданка!”.

А помимо “публичной казни” и “публичного дома”, не грех вспомнить то, чем и сам г-н Редюхин не брезгует, промышляя на рынках интеллектуального труда, а именно – публикацию статей. И как бы было славно, если бы он еще книгу опубликовал!

Опубликовать, значит также и выпустить в свет. Все “светское”, наряду с “гражданским”, как профанное, противопоставляется сакральному, “религиозному”, “церковному”. Так гражданский брак когда-то отличался от церковного, а теперь иногда отличается от зарегистрированного в Отделе записи актов гражданского состояния. Светская культура (а теперь и духовность) таким же образом отличается от религиозной культуры и духовности.

С другой стороны, “светская жизнь”, “светское общество” (а иногда в том же смысле просто “общество”), “высший свет”, “светски воспитанный человек” и “дама полусвета”. Это слова из сословной русской культуры, где “светское” противопоставлено “мещанскому”, то есть “местному”, “городскому”.

В 19 веке сначала “общество” иногда обозначало именно “светское общество”, а потом прильнуло к “общественности”, то есть к разночинной, внесословной интеллигенции.

Вся эта наша пря с В. Редюхиным к тому, что “в языковом выражении” у гражданского общества в России есть своя судьба. Может, и еще в каком месте, кроме Гражданского кодекса, она обнаружится, если репу почесать?                        

Об общегородских проблемах и политиках

Переход к технологии “устойчивое развитие // человеческий потенциал” предполагает более внятное понятийное различение и организационное проведение общегородских политик и функционально-сферных (межотраслевых) программ[8].

Общегородские политики заводятся вокруг общегородских проблем-компликаторов, т.е. проблем, относящихся к нескольким или ко всем сферам жизнедеятельности и, соответственно, к нескольким или всем ведомствам (департаментам), отвечающим за состояние дел в соответствующих сферах.

Как это не парадоксально, но сначала именно проблемы оказываются теми стяжками (компликаторами), в которых репрезентируются некие неквалифицируемые (системно и позитивно) социальные реальности. Понятно, что далее эти стоящие за проблемами комплицированные реальности могут быть положены в качестве автономных социальных объектов (как для аналитической проработки, так и для управленческой деятельности).

Эта особая природа общегородских проблем выражается в том, что:

(1) Они одновременно, хотя и в разных смыслах, являются проблемами для всего населения, для различных его групп и для городского профессионализированного управления (интерфейс управления и самоуправления). Поэтому по поводу городских проблем и возможна социальная коммуникация (они признаются как существующие или не существующие, оцениваются как существенные или несущественные, ранжируются по приоритетам и т.д.).

(2) Происходит “движение в проблемах” (они трансформируются, сводятся друг к другу), “подмена проблем”; имеет место и даже оценивается как достижение “приращение проблем”, переход к решению “новых”, “современных” проблем.

Важный аспект этой темы – оценка тех или иных проблем как “наших” или “не наших”, оказывающая влияние на их принятие в проработку.

Проблема может быть опознана и принята как “наша” в том смысле, что она имеет место нашем городе (как невыплаты, наркомания), и в том, что не-решание чревато негативными последствиями (понижение уровня благополучия для населения, оценка системы городского управления как мало эффективной).

Вместе с тем “наша проблема” часто имеет свои корни в общесоциальных (страновых или глобальных) процессах и в этом смысле она “не наша”, возникла не по нашей вине, не в следствии ошибок управления, а как бы пришла со стороны и не может быть полностью устранена нашими усилиями.

Отсюда вопросы “допустимых уровнях” невыплат, преступности, наркотизации и т.д. Межрегиональные и межгородские сравнения таких допусков используется для оценки сравнительной эффективности городского управления и оценок “благополучия городов”.

Кроме того, объективация проблем в качестве общестрановых или общецивилизационных дает своего рода социально-терапевтический эффект – то, что “как у всех” социально более приемлемо, чем то, что только “у нас”.

Методологическое замечание

Систематическая работа с городскими проблемами – это скорее постоянная рефлексивная ре-проблематизация того, что в городе уже признано проблемными ситуациями, чем одноразовая проблематизация “на-раза”, “с нуля”. Это переформулирование публично признанных проблем в управленчески приемлемую форму, приведение их к методически проработанным форматам. Впрочем, с учетом этих оговором, можно - в качестве родового - сохранить и термин “проблематизация”.

Отбор городских проблем

Налицо несколько источников и принципов отбора проблем для включения их в общегородскую политику.

1. Список проблем, фактически формулируемых:

  • мэром и другими ответственными лицами администрации;
  • представительными органами;
  • различными социальными агентами (эксперты, журналисты и т.д.);
  • населением.

2. Список проблем по сферам жизнедеятельности населения:

  • медицина (здоровье),
  • досуг (развлекательные, спортивные, культурные и прочие услуги),
  • общественная жизнь (общественные и религиозные образование,
  • организации, гражданское участие),
  • общественный порядок (за минусом криминальности).

Важную роль при этом играют концептуальные и учетные показатели состояния дел, применимый для нескольких (желательно, для всех) сфер и курирующих их департаментов.

Например, сквозная занятость и наблюдаемость поведения детей, подростков и молодых людей.

3. Для развития самой системы городского управления важно иметь проблемы разной социальной природы:

Наркомания – диффузное, не привязанное жестко к какому-то социальному институту или группе, социальное явление.

Молодежь – изменяющаяся в своем текущем составе, но социально стационарная возрастная группа.

Семья социальный институт.

Суть выигрыша тут в том, что типологически разные социальные реальности (объекты) для управленческой проработки требуют разных подходов и инструментов.

Каждая включенная в политику проблема для своей управленческой проработки предполагает организацию своей особой сети взаимодействий с соответствующей:

  • группой населения.
  • общественными организациями,
  • профессиональными ассоциациями,
  • группами городских экспертов.
  • внешними консультантами.

5. Некоторые проблемы признаются инновационными и вносятся в проработку в этом качестве. Среди них могут быть:

-                                   Гражданское развитие (расширение гражданского участия, поддержка и развитие влиятельных гражданских институтов).

-                                   Общественный порядок.

-                                   Региональная (краевая или областная) идентичность как культурно-политическая задача для работы с творческими и общественными объединениями, образовательным и информационным ведомствами).

-                                   Религиозный диалог (в том числе, как форма общественных дебатов по теме “Место религиозного образования в муниципальной школе”).

Управление развитием и управление функционированием

Когда в практике городского управления используется различение задач управления функционированием и управления развитием, возникает вопрос: а чем, собственно, эти задачи отличаются с точки зрения технологии управления? Или иначе: какова с технологической точки зрения природа тех управленческих инноваций, которые позволяют говорить об управлении развитием (в его отличии от управления функционированием)?

Управление функционированием объекта – это управление в области его (объекта) устойчивой воспроизводимости, наблюдаемости функциональных свойств, отношений и эффектов, их константности, постоянства и определенности для наблюдателя.

Поэтому с точки зрения базовых воспроизводящихся процессов, составляющих основу жизнедеятельности города, ситуация развития всегда воспринимается как неустойчивая и переходная, как ситуация неопределенности и перемен[9].

Переходная к чему? К новой устойчиво воспроизводящейся ситуации, а значит – к функционированию и управлению им.

В переходной фазе, между одним и другим устойчиво управляемым состояниями, каждая новая управленческая задача технологически выглядит как рекомбинация старых задач. Например, кажется, что в деятельности управления недвижимостью сочетаются задачи, известные из старой градостроительной практики, из деятельности БТИ, органов ценообразования и т.д.

Поэтому, отчасти, появление новых задач встречает сопротивление матерых управленцев-градовиков. А принятие их мотивируется не в малой степени приверженностью к ценностям развития как такового.

При переходе к политике управления развитием реструктурируется все поле управленческих задач. И даже если каждая из новых задач воспринимается как рекомбинация старых, важно выбрать новые фокусы развития и обеспечить на них переструктурирование управленческого поля. Иначе не будет сделан шаг в сторону развития и не случиться его событие.

Впечатления консультанта “без копыта”

Фигура консультанта, задачи и формы постановки деятельности консультирования, именуемые неудобоваримым словом “консалтинг”, - вещи достаточно непривычные для русского глаза, слуха и ума[10]. А потому у тех, кто волей-неволей оказываются участниками консультационных процедур (игр, процедур, тренингов и т.д.) налицо, с одной стороны, неопределенность и, одновременно, завышенность ожиданий, а с другой, неприятие ответственности за свое участие в консультационных процедурах. Причем сказанное справедливо как в отношении консультируемых, так и в отношении консультантов.

Можно было бы сказать, что такое положение дел есть проявление той степени институционализации[11] (принятости) консалтинга, которой он достиг в нашей стране. Однако, эту манеру говорения мы оставим на другой случай, когда найдется время и место для спокойного социологического размышления, а сейчас вернемся в любимый город великого физика Ома.

Реакции на предлагаемые изменения

Консалтинг, как особое занятие и тип деятельности, завелся в нашей стране в инновационных, перестроечных обстоятельствах, что наложило на него печать заведомой инновационности[12]. Чаще всего и как бы по умолчанию предполагается, что всякий консалтинг инновационен по своей природе, что предлагаемые в нем изменения будут поняты и, что для нас сейчас особенно важно, приняты теми, кого консультируют, именно в инновационном ключе, то есть как реализацию какого-то проектно-инновационных предложений[13]. Следует признать, что даже если изменения предлагаются консультантами в инновационном ключе, это еще не значит, что прочие участники консалтинга будут воспринимать и примут их в качестве таковых.

Разве не очевидно, что для того, чтобы предлагаемые изменения были восприняты, они должны быть понятными, а чтобы их приняли, они должны стать привлекательными? Иначе говоря, принятие предлагаемых изменение должно быть мотивировано и одной из задач консалтинга является как раз учет наличных мотиваций, работа с ними, а шире говоря - управление мотивациями.

Все сказанное далее отнюдь не есть поход против нововведений. Но для того, чтобы организационные инновации стали аттрактивными (и мотивационно привлекательными), сама инновационность должна, на мой взгляд, быть осознана как одна из рамок экспертно-аналитически-консультационной деятельности, одна – в ряду других, а инновационно-ориентированный консалтинг - как одна из его разновидностей[14].

Сами по себе предложения о том, что консультационная работа обеспечит совершенствование, реорганизацию, рационализацию, повышение эффективности и качества деятельности организации-заказчика могут оказаться мало убедительными,

-                                 если инновационное целеполагание не является ценностно, а тем самым и мотивационно значимым для организации (как системы);

-                                 если оно никак не связано с возможностями карьерного или профессионального роста персонала организации;

-                                                                   когда ожидаемые изменения вызывают бессознательное сопротивление (функционирующее как скрытая негативная мотивация, а в случае рационализации сопротивления как явная позитивная контрмотивация)[15].

Всякие попытки инновационной реорганизации (оргтехнических и социотехнических работ) воспринимаются в лучшем случае как нежелательное увеличение неопределенности, а в худшем – как угроза (например, потери работы).

Примером такой контрмотивации может служить расхожая “отмазка”, гласящая, что “все это теория, а мы заняты практикой”. Сия отмазка свидетельствует о том, что в организации имеет место настолько глубокое оповседневнивание работы, что профессиональные знания, умения и опыт уже не воспринимаются как таковые, вне оболочки повседневности. Собственно профессиональные ценности затушевываются бытовыми, а когда их перемешивание происходит “в особо крупных размерах” работа депрофессионализируется и оказывается полностью подчиненной нашептываниям коммунальности[16]. В условиях окоммуналивания организации профессиональный опыт (а потому и рост) оказываются, в принципе, невозможными, поскольку невозможно вычленить ни индивидуальный успех того или иного работника, ни критериально оцениваемые качества конечного продукта его именно, а не общей работы (вклад).

Сеть как реальность и метафора

Оснащение организаций компьютерами, базами данных, моделями объектов управления, экспертными системами, наращивание компьютерной грамотности персонала – управленческая повседневность. Однако, все эти технические новшества, до тех пор, пока они воспринимаются как именно как технические, мало что меняют в понимании природы и смысла управления как деятельности. Хотя “горсоветы” и “горкомы” уже успели смениться на “офисы”, а государственный служащий чуть было не получил номинацию “гражданского офицера” (уж очень хочется из своего кремлевского кабинета углядеть в России какого-нибудь завалявшегося генерал-губернатора или назначить его), все одно – “контора”, коридоры и кабинеты, канцелярские столы, “вызовы на ковер” и подковёрная борьба и т.д.[17]

Если любой орган управления рассматривать как организационно-информационно-технологическую систему-в-системе, то плодотворной проектной метафорой управления можно считать сеть.

Учетными примерами для насыщения этой метафоры могут служить (1) компьютерные сети производственных, финансовых или управленческих корпораций, (2) маркетинговые сети, являющиеся способом продвижения товара к потребителю (типа “Гербалайф”) и (3) как предельный случай - Internet.

Плодотворность сетевой метафоры в данный момент – в ее остраненности от конторско-организационного взгляда на управление и возможности иного взгляда на содержание и формы реализации управленческой деятельности.

Жанры консультационной работы

Как таковые, жанры подразделяются по функциям деятельности, которые задает формат процедур (способы проблематизации, концептуализации и документирования).

Проектное консультирование направлено на реорганизацию системы управления.

Это та часть консультационной работы, которая имеет дело с объективированной функциональной структурой управления.

Обучающее консультирование специалистов по тем или иным функциям (под преложенный проект ее реализации).

Это – уже работа с персоналом, хотя еще и не выделена в специальный обучающий тренинг и осуществляется по ходу проектно-консультационной работы.

Coaching – периодически возобновляемое обсуждение, согласование проектных намерений организации-заказчика и группы консультантов, основанное на доверительном, личностно-ориентированном общении консультантов с "первыми лицами" управленческой структуры, от которых зависит запуск и реализация организационных проектов.

Это – беседы, "разговорный процесс", в котором проектные намерения постепенно уясняются, уточняются, достигается взаимопонимания целей и мотивов реорганизации.

Местное самоуправление в стратегической перспективе

К новой “Муниципальной повестки дня”

1.                                   Местное самоуправление и стратегическое планирование (в стационарных и кризисных условиях).

2.                                   Правовая политика в рамке стратегического планирования.

3.                                   Интеграция местного самоуправления в систему общественно-государственного управления (политики субсидиарности).

4.                                   Политика пространственного развития в рамке стратегического планирования (межрегиональные связи, каркасные сети городов, региональные поселенческие структуры, городское и сельское).

5.                                   Многополюсная экономика (системы жизнеобеспечения, доиндустриализация и прорывные инфраструктуры).

6.                                   Социально-корпоративное партнерство: развитие на основе конверсии корпоративной управления и политик пространственного развития (инфраструктурных проектов).

7.                                   Семья – институциональная основа местного самоуправления.

И ещё ... о корнях пространственности

6 июля 1978 г. на очередном семинаре в Новой Утке, где на базе отдыха Уральского филиала ВНИИТЭ несколько лет подряд проходили крутые методологические бдения, я, комментируя сделанный до того доклад А. Раппопорта, выступил с сообщением на тему “Декарт и проблемы экологической герменевтики”.

От того доклада у меня, к сожалению, сохранился только план из шести пунктов, да следы в памяти, сопровождаемые, впрочем, устойчивым чувством содержательной значимости для меня же, того смылособытия. Возможно, стенограмма выступления ещё обнаружится в каком-нибудь из субархивов Московского Методологического Кружка.

Имя Декарта упоминалось в сообщении в той связи, что в излагавшейся тогда типологии средо-про-странств, различаемых по признакам “тождественное // нетождественое” и “внутренне // внешнее”, один тип, а именно, “внутренне-самотождественное”, был отождествлен мною с декартовским lumen naturale, то есть с “естественным светом разума”.

Далее, в ноябре того же 1978 г., я прочёл более развёрнутый вариант доклада на ту же тему (но, кажется, под другим названием) в ленинградском Доме архитектора СА СССР, после чего получил от А. Степанова публикуемый ниже комментирующий текст.

Дорогой Олег!

Мне хочется еще немного пообщаться с Вами на поприще экологической герменевтики. Ради этого я предлагаю Вам еще раз обратиться к мифу о нисхождении Иштар в царство Эрешкигаль. Оказывается, мне так хотелось, чтобы образ искупительной жертвы богини был подревнее, что я непроизвольно приписал Иштар-Иннане этот мотив, ничуть не сомневаясь, что так оно и было. На самом деле, как пишет С. Кремер, Инанна решается спуститься в Подземное царство, чтобы сделаться его владычицей и таким образом, вероятно, воскресить мертвых[18]. Для этого она собирает надлежащие божественные законы и, украсив себя надлежащими царскими одеждами и драгоценностями, спускается в царство Эрешкигаль и приближается к её лазурному храму. Привратник согласно указаниям своей госпожи проводит Инанну через семь врат Поземного царства. При прохождении каждых из этих врат с неё, несмотря на её протесты, снимают по частям одежды и украшения. Наконец её проводят через последние врата и, совершенно обнаженную, ставят на колени перед Эрешкигаль и Ануннаками, семью судьями Подземного царства. Они бросают на Инанну свои смертоносные взгляды, и Инанна превращается в труп, который затем подвешивают на колышек вбитый в стену. Это только начало (потом её воскрешают, но за её возврат на землю платится жизнью её супруг, пастух-царь Думузи: его убивают демоны преисподней), но нет нужды продолжать, так как в уже дважды пересказанных мною обстоятельствах Сошествия сосредоточено все, что я снова хочу Вам сказать.

Мы видим здесь два рода границ. Вратами отмечены проходы между уровнями мироздания[19]. И, как Вы и говорили, значения рождаются в этом ряду границ, которому должен быть изоморфен ряд граничных состояний ужасающей жизни богини, в коротком пересказе не изображенный, да и в самом мифе, насколько я помню, скорее подразумеваемый по аналогии с макрокосмическим рядом, нежели выраженный явно. Там, в подразумеваемом ряду нисходящих ступеней жизни, если только мы не сами вчитываем этот ряд в мифический образ, значения тоже рождаются. Однако не этот внутренний ряд живописуем в мифе, а другой, видимый, осязаемый, весомый ряд, на котором, в сущности, и сосредоточена выразительная суггестия мифа: это ряд телесных оболочек, царские одежды и драгоценности, которыми как бы концентрически ограничиваются всё более сокровенные сущности Инанны[20]. Вот это и есть тот ряд границ между двумя вертикальными рядами, о которых я не смог достаточно ясно сказать сразу после Вашего доклада. Там, на вертикали, значения рождались. Здесь, на концентрических оболочках, значения суть. Конфигурации этих значений заданы как бы равнодействием изоморфных внешних и внутренних сил, присущих каждой из микро-микроступеней. Вы, видимо, уже предвосхитите мой следующий шаг, на котором я ставлю перед собой и перед вами вопрос: не является ли оставленная Вами в тени область концентрических значащих оболочек средой par exellence?

-                                 Да, так это есть, - отвечаю самому себе.

Экзистенциально напряжены средоточие Сошествия, экологическим центром его является голое тело Инанны. Вернее даже будет сказать – поверхность тела. Сделав столь решительное заявление, можно бросить энергичный взор на пластику древних. Мастерство пластического выражения, пропорционирование, физиогномические и жестикуляционные теории и коды – все это призвано было оформить поверхность тел, значимую поверхность, на которой как бы уравновешены напряжения вертикальных рядов: внешние и внутренние. Но ведь и одежды суть телесные оболочки, а уж коль я упоминаю об одеяниях, то почему должен умолчать об архитектурных оболочках-границах? Вспомните органопроекцию Флоренского! И если это так, то вся вещная среда (та, которую я называл А-средой) и все человеческое окружение (непременно в социально-ранжированных формах) – нечто вроде молнии, на которую застегиваются макро-и-микрокосмические ряды (в Вашем докладе они остались расстегнутыми). Здесь я скрещиваю персты рук своих и ... с удовольствием покручиваю большими пальцами (это движение придает модели динамичность): откуда бысть пошла среда.

Есть еще два частных наблюдения.

Первое. Когда Думузи, пастырь Урука, ощущает предчувствие надвигающейся смерти (а дело было не позднее 1750 г. до н.э.), миф повествует об этом так:

“Его сердце исполнено слез, он идет на равнину,

Сердце пастыря исполнено слез, он идет на равнину,

Сердце Думузи исполнено слез, он идет на равнину,

Он повесил свирель себе на шею, дал волю жалобе ...”

Следует текст. Затем он ложится спать и видит вещий, предрекающий беду сон. В страхе он просыпается и своей сестре Гештинанне, божественной поэтессе, певице и толковательнице снов, рассказывает о своем зловещем видении. В этом рассказе есть строка, которую Кремер переводит так: “На мое священное сердце вода пролита”, а переводчик на русский комментирует: эту строку следует, очевидно, переводить так: “Вода была вылита на чистые угли”.

Второе. Сам образ лествицы родился, я думаю, не раньше и не позже, чем появились первые ступени в человеческом обиталище. Ведь если мне верить, то космос (а одно из ранних, если не исходное значение этого слова, - “наряд”) – не такой наряд, левая (микро) и правая (макро) половинки которого могли бы быть сшиты по отдельности. Вертикальные ряды и их амбивалентные средовые сцепления-символы могут появляться лишь одновременно, во взаимооформляющем соотношении. Вообще, “пространство” наших умопостижений артикулировано отображениями дольней архитектуры: ступнями, лабиринтами, порогами, преградами, основаниями, направлениями, темнотами и теснотами.

Завершив темнотами и теснотами, далее я двигаться не могу. Остается выйти из поля Вашего зрения, но не из поля экологической герменевтики, где, может быть, мне еще посчастливится встретиться с Вами и Вас послушать. Дай-то Бог!

Ваш А.С.

Получено: 23.11.78

Перечитав заново это письмо, - и тут же вновь оказавшись, 20 лет спустя, под соснами на берегу уральского озера, - привожу здесь совопроснику моему в ответ следующий фрагмент:

Псевдоморфозы фокусировки

Т. Мертон сказал как-то: "Истинный символ ставит нас в центр круга"[21].

Только ли символ, взятый в единственном числе? Да еще идентифицируемый рефлексивно и наделённый именем? Если и так, то только в предположении, что он, истинный символ, генерирует символическое поле, целую систему символов, обладающую свойством целочастной прозрачности и представимости; что качества, свойства и действия любого единичного символа совпадают с качествами, свойствами и действиями символической системы как целого; что символы голономны.

Схема "символ > центр/периферия" функционирует как психосемантический оператор. Его действие состоит, по-видимому, в том, что принятие символа означает попадание в центр как точку идентификации, занятие центрального места некоего пространства. С другой стороны, это обеспечивает возможность наблюдаемости и обозримости означаемой символом реальности.

Областью действия этого оператора являются любые состояния человечности. Каждое наше состояние можно понимать как поставленность в определенную точку идентификации, в точку знания, действия и покоя.

Разумеется, точка – лишь один из возможных топологических объектов, который может быть символически наделен свойством центральности. С таким же успехом символ может поставлять нас в пространство (любой размерности), и оно при этом приобретен свойство центральности.

Это может быть город, область или страна, континент (например, Европа в случае европоцентризма), планета (Земля в случае геоцентризма) или какой-то из возможных мыслимых миров (наш мир, как "наилучший всех из возможных миров", согласно Лейбницу).

Аналогичную роль у П. Рикера играет метафора, связывающая далекое, мыслимое там, - с близким, ощутимым здесь. Близкое – "здесь", около центра, где располагаюсь Я (мы), где ко всему можно прикоснуться (чувством и ощущением). Далекое можно только помыслить, оно – "там", в отдалении от центра, оно недосягаемо.

Отсюда пространственная формула эго- и этноцентризма: Я (мы) здесь и потому здесь центр, пуп земли, здесь свои; а там, где меня (нас) нет, там периферия, окраина, там чужие, там люди "с пёсьими головами".

Формула псевдоморфоз самоопределения, коих столь же желательно, сколь и трудно избегать, оставаясь в пределах "человеческого, слишком человеческого".

09. 10. 98



[1] Стоило бы вдуматься в то, чем эта самая “публичность” отличается, с одной стороны, от “общественности” (в том смысле, который этому слому придавали в России 19-го в. или в советское время), а с другой, - от “гражданскости”, понятой в связи с гражданским обществом и/или городским образом жизни.

[2] Публика, как носитель публичности, по определению состоит из правоспособных и равноправных частных лиц.

[3] Кстати, в условиях постиндустриального развития процесс урбанизации имеет иной смысл, чем в условиях индустриального общества. Теперь урбанизация – это не столько увеличение числа городов и доли городского населения, не только концентрация производственных, деятельностных, инновационных процессов в городах и вокруг них, сколько распространение цивилизационных стандартов (моделей жизнедеятельности), сформировавшихся в условиях городов в индустриальную эпоху - на все виды поселенческих структур, на всю социально-пространственную оболочку жизнедеятельности. В условиях синхронно-связанного миропорядка так понятая урбанизация начинает совпадать с глобализацией. Вспомним в этой связи “мировую деревню” Маклюена).

 Есть очевидная потребность в замене термина “урбанизация”, сохраняющего семантические связи с “городом”, противопоставленным “не-городу”, на какой-то иной термин.

[4] Это касается не только городского центра, но и любой системы центральных мест.

[5] Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М.,1995, с.47.

[6] Обратим внимание на то, что словосочетание “местное сообщество” включает в себя как значение “жить в одном месте” и “жить вместе друг с другом”, т.е. образуя общность людей.

[7] Рикёр, там же, с. 48.

[8] Х. Джонсон - на примере сферы образования - выделяет три главных идеи, лежащих в основе концепции человеческого капитала:

 “Вклад человеческого капитала в производственный процесс осуществляется благодаря процессу инвестирования (что означает просто жертвование текущими ресурсами во имя будущих доходов) в систему формального образования и производственного обучения. Эти инвестиции приносят доход на протяжении жизни соответствующего индивида.

 Концепция человеческого капитала обладает большим обобщающим потенциалом ввиду того, что она предлагает единый принцип для логического объяснения многих явлений на рынке труда.

 Возможно, самая главная ее идея … состоит в том, что рабочий в индустриально развитой стране является, как правило, весьма богатым капиталистом …

 Вторая идея, имеющая непосредственное отношение к проблеме социального и экономического неравенства, состоит в том, что экономическое вознаграждение за различные виды профессиональных занятий должно оцениваться с учетом доходов и расходов на протяжении всей жизни индивида, а не сводиться лишь к фиксации наивысших ежегодных доходов, получаемых на пике служебной карьеры …

 Третья идея, также касающаяся неравенства, состоит в том, что в процессе выбора между различными возможными видами деятельности всякий вновь вступающий на рынок труда сталкивается с теми же проблемами сбора информации, оценки риска, подсчета доходов и поиска ресурсов для инвестиций, что и инвесторы, вкладывающие свои средства в капитальное оборудование или в акции” (Johnson H.G. The Economic Approach to Social Questions // Economica, feb. 1968, v. 36, p. 1-21).

[9] И что же – развитие (а вместе с ним и неустойчивость, изменения, неопределенность и неожиданности) - преходяще, а функционирование (а вместе с ним устойчивость, постоянство, определенность и предсказуемость) – непреходяще?

[10] Останавливаюсь в этих заметках на номинациях “консультант”, “консультирование” и “консалтинг” сугубо условно, следуя аббревиатуре "ИМС". Вопрос о том, как именовать поле практик, а) включающее в себя аналитику, экспертизу, консультирование, проектирование и т.п., б) отправляемых по отношению к какому-то сегменту сферу управления и в) осуществляемые в групповой работе – вопрос столь же увлекательный, сколь в данном случае неуместный.

[11] Для понимания рамки институциональности в нашем контексте важны такие ее тематические аспекты как цивилизационная и социальная приемлемость, сочетающая в себе принятие, т.е. согласие с чем-то, на что-то, и солидарность, сплоченность, т.е. согласие между кем-то.

[12] Очевидна связь инновационности - с модернизацией как цивилизационной, по преимуществу, стратегией развития.

[13] В свою очередь и проектирование понимается преимущественно в качестве инновационной деятельности, что вообще говоря далеко не так. Например, целью культурно-экологических проектов может быть не реализация в среде новых объектов, а сохранение и поддержание уже существующих.

[14] В этом смысле, диверсификация какого-то вида деятельности оказывается условием: а) изменения ее рефлексивного статуса, б) ее собственной терминальности и котерминальности в отношении других деятельностей и, тем самым, в) основанием ее проектируемости и программируемости.

[15] Эти возможности неприятия предлагаемых изменений соответствуют трем горизонтам консультационной работы – с организационными технологиями корпорации, с её персоналом и с тем, что условно может быть названо “корпоративным бессознательным”.

[16] В качестве специфически подсоветской повседневности коммунальность со всей большевистской прямотой (блестяще, хотя отнюдь не беззлобно) описана А. Зиновьевым.

[17] Из российской истории: органы управления назывались “приказами”, “столами” (откуда “столоначальник”), “присутственными местами”.

[18] Кремер С. Мифология Щумера и Аккада // Мифологии Древнего мира. М., 1977. С. 134 сл.

[19] Кстати, ворот пройдено семь, но есть и восьмая, смертная ступень – становление богини на колени (8 – число смерти).

[20] Поразительные подробности – в тексте мифа в “Поэзии и позе Древнего Востока” из “Библиотеки всемирной литературы”.

[21] Merton T. Symbolism: Communication or Communion? // New Direction (New York), № 20, 1968.

 

 
Hosted by uCoz