Бум, задолженность и потребление: экономика США в 1999 г.

ДУГ ХЕНВУД
экономист, редактор журнала “Left Business Observer” (США)

Сегодня раздается много похвал по поводу состояния экономики США. Используются такие выражения, как “бум”, “лучшая экономика нашего поколения”, “единственная зрелая экономика в мире”. Говорят, что успех США с их динамизмом, гибкостью, многоязычностью и децентрализацией вполне закономерен в постиндустриальную эпоху.

Есть ли в действительности бум?

Было бы преувеличением называть состояние экономики США в 90-е годы бумом и тем более считать ее моделью для мира. Это можно подтвердить с помощью статистики. В табл. 1 представлены средние величины важнейших индикаторов в фазе подъема послевоенных экономических циклов. Они дополнены показателем роста реальной почасовой заработной платы, на который часто не обращают внимания, если он не растет слишком быстро.

Если судить по наиболее фетишизируемому показателю — росту реального ВВП, подъем 90-х годов был медленнее всех остальных, причем намного. Скачок после 1995 г. оказался недостаточен, чтобы компенсировать слабость первой половины 90-х, когда происходило неторопливое оживление после застоя конца 80-х — начала 90-х годов. Хотя, согласно официальным данным, формальная рецессия была короткой — с июля 1990 по март 1991 г., фактически экономика США оставалась вялой с 1989 по 1992 г., и даже первые годы оживления — 1993 и 1994 — представляются слабыми.

Предыдущие фазы оживления обычно начинались резким рывком, при этом с 50-х по 80-е годы темпы роста в  8-10% не были необычными. Теперь не так: с 1992 по 1994 г. темп не превышал 3%, т.е. составлял около половины среднего значения за рассматриваемые отрезки. Даже более энергичный рост, начавшийся с 1995 г. и составлявший за период, заканчивающийся первым кварталом 1999 г., около 3,7%, выглядит бледно по сравнению с историческими примерами.

Американские показатели не так хороши и на мировом фоне. При международных сравнениях важно помнить, что прирост населения США (примерно 1% в год) в 4 раза выше, чем в Японии, и в 9, чем в ЕС. Таким образом, некоторые общие характеристики роста могут быть в пользу США, а среднедушевые дают иную картину. Кроме того из табл. 2 видно, что превосходство США над их основными соперниками лишь недавнее явление. Так, Япония опережала США по общим показателям почти до середины 90-х годов. По душевым показателям ЕС имел преимущество перед США в 80-е и начале 90-х годов и лишь с 1993 г. начал отставать, причем совсем незначительно. А ведущие “азиатские тигры” (Гонконг, Сингапур, Южная Корея и Тайвань) даже с учетом кризиса 1997-1998 гг. идут впереди.

Безусловно, среднедушевой рост ВВП несовершенный показатель материального благосостояния. В частности, он не говорит ничего о распределении доходов или качестве жизни. Но он дает возможность судить об относительных экономических результатах, устанавливает своего рода верхний предел вероятному росту реальных доходов в длительной перспективе. Но и по этому наиболее общепринятому показателю результаты США вовсе не так ослепительны.

Вернемся к более простым характеристикам. Наиболее заметен некоторый рост реальной заработной платы, изменившей тенденцию снижения, господствовавшую с 1973 по 1995 г. Данные табл.1 отражают заработную плату только по промышленности, так как статистика ее средней почасовой величины по всему частному сектору (включая сферу услуг) ведется лишь с 1964 г. Этот последний, более широкий показатель выглядит несколько лучше: 5,6% прироста с мая 1995 по апрель 1999 г. Но поскольку реальная заработная плата снижалась на протяжении более 20 лет, данный подъем означает лишь возвращение к уровню 1987 г., который был ниже, чем в 1967 г.

Таблица 1

Примечание. Строки 1-9 показывают периоды подъема экономических циклов в США согласно определению Национального бюро экономических исследований. Строка 10 — средневзвешенная (по продолжительности подъема) для каждого показателя за исключением последнего цикла. Последняя строка показывает разность между показателем последнего по времени цикла и средней величиной. В колонках даны среднегодовые темпы роста реального (с поправкой на инфляцию) ВВП, почасовой заработной платы в промышленности и стоимости акций (измеренной по индексу “Стандард энд Пурз 500”); уровень прибыльности нефинансовых корпораций (отношение прибыли до уплаты налогов к стоимости акционерного капитала); доля в ВВП потребления и инвестиций в основной капитал. Источник: база данных автора, счета национального дохода, счета движения средств, индексы “Стандард энд Пурз 500”.

Важная причина повышения реальной заработной платы в том, что с июля 1997 г. уровень безработицы упал ниже 5%. Безусловно, официальный показатель численности безработных весьма несовершенен: он учитывает людей, которых с трудом можно причислить к наемным работникам, и игнорирует тех, кто прекратил поиски работы. Однако он вполне достаточен для отражения тенденций на рынке труда, в частности того, что сужение данного рынка улучшает положение рабочего класса. Это сужение в сочетании с двумя повышениями минимальной заработной платы привело к росту как ее средней величины, так и ее размеров у наименее оплачиваемых работников. В обычные времена это могло бы вызвать тревогу в Федеральной резервной системе, но из-за азиатского финансового кризиса и опасений относительно дефляционного взрыва всей мировой экономики, пришлось воздержаться от затягивания гаек.

А теперь плохие новости

Официальные ученые мужи любят превозносить клинтоновский бум как особо благоприятный, вызванный инвестициями, а не потреблением. А инвестиции, как известно, имеют важное значение для долгосрочных перспектив развития. Однако, если отвлечься от эйфории, анализ покажет иное.

Таблица 2

Примечание. Подсчитано на основе: International Monetary Fund. World Economic Outlook, October 1998. В категорию НИЭ “новые индустриальные экономики” (у нас принято – новые индустриальные страны) – включены Тайвань, Гонконг,  Южная Корея и Сингапур. В нижних строках таблицы даны показатели, отражающие разницу между показателями США и соответственно ЕС и Японии.

Обычно ссылаются на бурный рост инвестиций в реальный основной капитал предприятий, особенно в те элементы, которые в системе статистики национального дохода обозначаются как производственное капитальное оборудование, например станки, печи, компьютеры, оптоволоконные сети. Другие категории инвестиций в большинстве своем незначительны. Дальнейший анализ показывает, что определяющий фактор этого роста — снижение цен на компьютеры. Действительно, современный компьютер за 2 тыс. долл. намного лучше, чем прошлогодний такой же по стоимости, и может сделать больше, чем целая комната компьютеров 70-х годов.

Национальные счета не дают ответа на вопрос, кто осуществляет инвестиции? Но есть масса сообщений о том, как применение множества новейших компьютеров и работа лучших программистов разворачиваются на Уолл-стрите, а не в реальном производстве.

В этом и состоит проблема. В 50 — 70-е годы доля финансовых учреждений в реальных капиталовложениях, как показывают данные табл.3, составила менее 10% (и равнялась примерно 1% ВВП), а в 1998 г. она превысила 20%. Доля вложений в основной капитал нефинансовых фирм в 90-х годах была ниже, чем в предшествующие десятилетия.

Марксистская экономическая теория всегда относилась к финансовому сектору как паразитическому, не создающему, а лишь перераспределяющему стоимость, созданную в реальном производстве. Представители буржуазной экономической науки яростно возражают, но именно в этом вопросе марксистская точка зрения имеет много общего с чувствами простых людей, не обученных научным премудростям. Очень трудно увидеть, как капитал, инвестированный в биржевые операции, брокерское дело и т.п., реально увеличивает благосостояние народа в длительной перспективе. Отсюда следует, что значительная часть “реальных” инвестиций, осуществленных в конце 90-х годов, фактически обслуживает большой “финансовый пузырь”.

Таким образом, этот подъем фактически не является инвестиционным (как любит повторять журнал “Бизнес уик”). Совсем наоборот, он более чем какой-либо другой подъем в истории США со времени депрессии 30-х годов вызван ростом потребления. В 1991- 1998 гг. соотношение темпов увеличения затрат американских домашних хозяйств на потребление и роста их чистого дохода (показатель предельной склонности к потреблению) составило 108%, тогда как во время предыдущих подъемов — в среднем чуть больше 90%. Как могли люди это сделать? Снижая уровень сбережений и увеличивая задолженность.

Таблица 3

Примечание. Общие данные по инвестициям — из счетов национального дохода, по нефинансовому сектору — из счетов движения средств Федеральной резервной системы, по финансовому сектору — разница между общим показателем и показателем нефинансового сектора. Данные охватывают период с 1952 г. по конец 1998 г.

Это гиперпотребление стоит за столь оплакиваемым снижением нормы сбережений в США. Фактически в первом квартале 1999 г. отмечено первое с начала 30-х годов уменьшение доли сбережений домашних хозяйств США, которые затратили на потребление 100,5% их чистого дохода (показатель средней склонности к потреблению). (Предварительные данные на апрель 1999 г. дают еще более напряженный показатель 100,7%.) Но за этой усредненной цифрой скрывается множество конкретных проявлений: богатые тратят доходы от операций на фондовом рынке, средние и нижние слои пускают в дело средства с кредитных карточек.

Сожаления по поводу низкого уровня сбережений, как правило, не затрагивают одно из глубочайших сегодняшних противоречий: американская экономическая мощь питается за счет людей, регулярно живущих не по средствам, а остальной мир оказывается зависимым от такой мнимой расточительности. И это продолжается длительное время. Остается лишь гадать, когда и как оно закончится, но, вероятно, что скоро перестанет сопровождаться столь модным сегодня безудержным прославлением американского пути.

Как может экономика жить не по средствам? Внутри страны более богатые ссужают тем, кто находится на более низких ступенях экономической лестницы. Таков фундаментальный механизм, лежащий в основе инструментов, подобных кредитным карточкам и ипотечному кредиту. В долгосрочной перспективе это ведет к тому, что богатые становятся богаче, так как должники выделяют каждый раз большую долю своих доходов на обслуживание долга.

Международным аспектам этого явления, которое назвают сверхпотребительством, уделялось меньшее внимание. Но и здесь, несмотря на всю сложность применяемых инструментов, основные механизмы довольно просты. Ежегодно Соединенные Штаты потребляют больше, чем производят, а разница представляет наш бесславный дефицит торгового баланса. Для его финансирования США обращаются к внешним заимствованиям, главным образом в Японии и Западной Европе. Следовательно, США с каждым годом залезают все глубже в иностранную задолженность — на конец 1998 г. чистая задолженность составила 1,9 трлн долл.

Однако в 90-е годы приток иностранных капиталов в США был значительным и дал нам возможность жить не по средствам, обусловив один из крупнейших подъемов в истории финансов на фондовом рынке. Среди причин притока — бегство капиталов из неустойчивых районов мира. Следовательно, американская экономика и финансовые рынки процветали за счет бедственного положения других. Причем последнее во многом связано с политикой торговой и финансовой либерализации, которую США навязывали остальному миру с помощью МВФ и ВТО. Нет сомнения в том, что США использовали свою империалистическую мощь, способствуя проведению социально и экологически деструктивной политики, усиливающей поляризацию и неустойчивость.

Великая мания фондового рынка

Обзор экономики США на рубеже тысячелетия был бы неполным без рассмотрения гигантского “рынка быков” (период повышения фондовой конъюнктуры). Как ни рассматривай это явление, трудно найти прецедент нынешнему состоянию американского фондового рынка. Само его начало вызывает противоречивые суждения. Некоторые аналитики датируют его концом 1974 г., после 48%-го падения, последовавшего за пиком 1973 г. Другие — концом 1990 г., когда стало ясно, что война в Персидском заливе способствует игре на повышение. В журнале Left Business Observer я высказал мнение, что “бык” родился в августе 1982 г., когда после объявления Мексикой невозможности обслуживать свою задолженность в США наконец были отпущены поводья процентной ставки (как заявляли потом на Уолл-стрите, меры по финансовому спасению стимулируют “рынок быка”).

В целом это означало, что произошел колоссальный сдвиг финансовой и политической власти в пользу капитала. Развитые державы выиграли за счет государств третьего мира, а внутри стран собственники процветали, тогда как положение рабочих в лучшем случае оставалось без изменений. Прибыли капитала выросли после ситуации 70-х годов. В этом и заключались фундаментальные причины, вызвавшие “рынок быков”.

Вот некоторые цифры, показывающие масштабы богатства, капитализированного фондовым рынком к 1999 г. С 1982 по 1998 г. прибыли “голубых фишек” (ведущие компании США), формирующих фондовый индекс “Стандард энд Пурз 500", выросли на 175%, а средняя заработная плата – лишь на 66% (т.е. почти в 3 раза меньше). Одновременно акции поднялись на 800%. Все эти показатели не скорректированы на инфляцию, которая составила 69% за тот же период. Таким образом, реальная заработная плата снизилась, прибыли возросли, а цены акций резко подскочили вверх.

Подобные события на фондовом рынке не новы, но вряд ли когда-либо продолжались в течение 20 лет. Это продолжительное изобилие привело к беспрецедентному росту доходности акций, выраженной в традиционных относительных показателях. Так, отношение рыночной цены акций к прибыли соответствующих компаний составляет 35, что близко к рекордному уровню. Это в 2,5 раза больше медианы за 1871-1999 гг., равной 14. Выше был только показатель за 1932 г., когда прибыли во время депрессии упали почти до нуля, а цены акций испытали меньшее падение. Другие показатели — отношение рыночной капитализации (рыночной стоимости всех выпущенных акций) к ВВП, отношение фондового индекса “Стандард энд Пурз 500" к средней почасовой заработной плате — превышают все рекорды.

Социальные реальности

Анализируя экономику США в 1999 г., я намеренно ограничился наиболее распространенными показателями. По таким более специальным характеристикам, как неравномерность доходов, уровень бедности, количество заключенных, состояние окружающей среды, США все еще лидируют среди развитых стран. Клинтоновский бум ни в чем не изменил это положение. Например, согласно недостаточно точному официальному определению бедности в 1997 г. 13,3% американцев были бедными, тогда как в 1989 г. – лишь 12,8%

Международные сопоставления также показывают США в невыгодном свете. Так, исследование распределения доходов  “Luxembourg Income Study (LIS), которое было проведено с участием специалистов многих стран и объединило национальные статистики в единую базу данных, показало, что для столь богатой страны, как США, количество бедных очень велико. (Хотя этот факт может быть истолкован как преимущество ”гибкости" американского рынка труда!)

Существуют разные точки зрения по поводу того, как измерять уровень доходов и бедности — в относительных или абсолютных показателях, т.е. в сравнении со средними характеристиками или с неким фиксированным порогом бедности. В США он определяется по последнему варианту: за пороговый принят показатель начала 60-х годов с соответствующей поправкой на инфляцию. Большинство исследователей предпочитают относительный показатель, в типичном случае — 50% среднего уровня доходов. И это, на мой взгляд, более правильно, ведь опросы общественного мнения показывает, что люди воспринимают свой жизненный уровень в сравнении с другими, а не с какими-либо статистическими измерителями. В табл. 4 даны оба варианта. Уровень бедности в США почти в 2 раза выше, чем средний показатель по остальным 18 странам.

США, считающие себя классической страной среднего класса, находятся по его величине на предпоследнем месте среди 19 стран, по которым упомянутое выше исследование дает достоверные сведения. Причины — слабые профсоюзы и слабое государство благосостояния. Там, где у руля стоят социал-демократические правительства, осуществляющие наиболее масштабное вмешательство в рыночную экономику, имеются и наиболее крупные слои среднего класса.

Гарвардские профессора могут возразить, что уровень доходов в США самый высокий в мире, и поэтому наши бедные могут выглядеть совсем неплохо по зарубежным стандартам. Но и по абсолютным характеристикам уровня бедности США разочаровывают. В рамках LIS была сделана такая оценка для 15 стран в сравнении с американским пороговым показателем; результаты по 13 из них также представлены в табл. 4. Несмотря на то что США имеют наиболее высокие средние доходы их уровень бедности далеко не самый низкий. Великобритания и Италия, у которых этот показатель выше, чем в США, имеют значительно более низкий средний уровень доходов.

Последним аргументом апологетов американского пути служит обращение к нашей легендарной социальной мобильности. Однако в действительности люди, как правило, не уходят далеко от той социальной группы, в которой они родились; нет существенных различий в моделях мобильности между США и Европой. Фактически среди стран, обследованных ОЭСР, у нас наиболее высокая доля группы, которая в документах этой организации определяется как “низкооплачиваемые” рабочие, а также наихудшие показатели по выходу из низшей группы (Henwood D. Up and down the ladder//Left Business Observer, N 84, July 1998.)

Таблица 4

Примечание. Расчеты в первых пяти колонках учитывают доходы после уплаты налогов и государственные пособия с поправкой на размер семьи. В категорию бедных включены семьи с доходом менее 50% медианы по каждой стране, близкие к бедности — от 50 до 62,5%, средний класс — от 62,5 до 150%, состоятельный класс — свыше 150%. В последней колонке представлены оценки уровня бедности по абсолютному показателю (общему для всех стран), в качестве которого взят показатель, принятый в США. Источники: расчеты Luxembourg Income Study; Kenworthy L. Do social-welfare policies reduce poverty? A cross-national assessment//Luxembourg Income Study working paper N188, September 1998.

Заканчивая разговор о неравенстве и бедности, еще раз подчеркну, что использовал общепринятые показатели. Согласно им США далеки от того, чтобы быть моделью для остального мира. Фактически для любой нормальной страны сочетание масштабной иностранной задолженности, хронического дефицита текущего платежного баланса и искусственно завышенных финансовых рынков было бы симптомом экономики на грани кризиса, подобно Мексике в 1994 г. или Таиланду в 1997 г. Но США не нормальная страна и потому продолжает свой путь увеличивая задолженность и бомбардируя беспокойные страны по своей воле. Напрашивается вопрос, что произошло бы, если бы иностранные кредиторы стали требовать возврата части своих средств?

Хотелось бы обратить внимание и на появление преобразовательных тенденций на пороге тысячелетия. Действительно, налицо некоторые  обнадеживающие признаки. Руководство АФТ-КПП (Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов) придало организованному рабочему движению психологическую и представительскую поддержку, выдвинуло некоторых способных новых людей в профсоюзное движение. Студенты организуют местные предприятия, академические круги не только устанавливают связи с организованным рабочим движением, но и сами объединяются в союзы. Однако несмотря на энергичные действия, реальные организационные достижения незначительны, внутренние структуры профсоюзов остаются склеротически застывшими и недемократичными.

Вне рабочего движения также есть признаки жизни. Возникло движение, критически настроенное к официальной политике в области экономики и развития. Впервые, насколько мне известно, ряд организаций выразили сомнение относительно поддержки таких институтов мировой экономической иерархии, как МВФ и Всемирный банк.

Тем не менее по общему впечатлению, состояние жизни США может быть охарактеризовано разобщенностью и расслабленностью общества. Господствующие представления являются рыночными и индивидуалистическими. Потеряв работу, люди винят в этом самих себя, а не систему распределения ресурсов в экономике. Обследования показывают, что люди не ожидают многого от правительства, политических партий, профсоюзов или каких-либо коллективных действий; они убеждены, что успех или неудача — это главным образом результат их собственных действий. Несмотря на все упомянутые выше признаки жизни, ясно, что еще многое предстоит сделать.

Ниже приводится сокращенный вариант статьи, напечатанной в Monthly Review, 1999, July- August, p.120-133.