ИНТЕРВЬЮ

Региональная политика как фактор экономического роста

– Дмитрий Семенович, российские регионы, и ранее далеко не одинаковые по своим социально-экономическим характеристикам, стремительно расслаиваются на богатых и бедных. Экстраполяция этой тенденции показывает: итог этого процесса – развал единого экономического пространства России. Какие, на Ваш взгляд, должны быть приняты меры для укрепления единства страны?

– Во избежание реализации такого сценария необходимо, во-первых, выявить основные причины усиления региональных противоречий, во-вторых, наметить пути их преодоления.

За 70 лет существования СССР сложилась схема размещения производства, формирование которой определялось не столько экономическими, сколько политическими факторами. Такая схема априори неэффективна, но она относительно нормально функционировала, пока подкреплялась ресурсным изобилием и жесткой административной системой управления. Сначала иссякло ресурсное изобилие, а в начале 90-х годов сломана ранее действовавшая система управления, причем вместо нее не создана другая. Естественно, неравномерность социально- экономического развития регионов сразу обострилась: территории, обладающие природными ресурсами или монопольным производством, оказались в выигрышном положении, тогда как другие регионы начали “проваливаться” по всем статьям.

Например, по объему ВВП на душу населения в 1988 г. наиболее благополучные регионы превосходили аутсайдеров в 11 раз. Причем за годы реформ (1989-1998 гг.) контраст стал еще более заметным – сегодня это соотношение составляет 1:18, а разница в уровнях доходов на душу населения (заработная плата, предпринимательский доход и т.д.) – 1:40. Тогда как разрыв в доходах населения стран Европейского союза достигает лишь 8 раз.

Можно ли сблизить регионы, отличающиеся друг от друга в 40 раз? Расчеты показывают, что это реальная задача. Только чтобы решить ее и выдерживать средний по стране уровень планируемых темпов роста ВВП (в 2000 г. 3%), по регионам-аутсайдерам рост должен быть на 15-18%, а то и 20%. Даже при наличии необходимых ресурсов (которых сейчас нет) для этого потребуется минимум 25-30 лет.

Меня лично такие расчеты не удовлетворяют: на этом пути мы неизбежно потеряем Россию.

Наиболее рациональным способом разрешения противоречий между регионами и центром является предоставление субъектам Федерации максимальной хозяйственной самостоятельности. Минфин как орган федеральной власти должен отказаться от межрегиональных перераспределительных функций, федеральный бюджет обязан аккумулировать средства только на общероссийские социальные программы (например, обеспечение пенсий), а также на поддержание обороноспособности, обслуживание внешнего долга и т.п.

Большое значение имеет рациональная схема размещения производства как условие для экономического роста. Например, для преодоления кризиса в “провальных” регионах необходимо стимулирование инвестиционной деятельности, в том числе привлечение капитала извне. Администрация таких регионов должна получить право создавать льготные налоговые условия для инвесторов, что в сочетании с избытком рабочей силы, низкой заработной платой и относительно низкими темпами инфляции может стать достаточно сильным стимулом для привлечения инвестиций. Власти добывающих регионов, напротив, смогут за счет части налогов, собираемых со своих предприятий, развивать инфраструктуру, которая практически отсутствует на севере и востоке страны. Причем возможности воздействия на инвестиционную привлекательность регионов у их руководителей будут намного шире за счет резкого смягчения федерального налогового бремени.

В результате такого изменения системы управления можно ожидать коренной перестройки и системы отношений: центр не будет противником регионов; взаимоотношения региональных лидеров между собой и с руководством трастовых компаний станут деловыми и превратятся в обычные хозяйственные переговоры. Нет нужды пояснять, что такая программа может быть только долгосрочной.

К сожалению, в какой-то мере наша наука, а в большей – хозяйственная практика и все те, кто стоит у руля экономики, не имеют ясного представления, что такое Россия. А потому не могут достаточно обоснованно судить, что является определяющим базовым компонентом, когда речь идет о федеративном устройстве, об интеграционных процессах и российских регионах.

– В выступлениях руководителей регионов, многих экономистов часто слышится призыв к совершенствованию налоговой системы, ликвидации одних налогов и введении других, способных якобы устранить региональные противоречия. Как Вы оцениваете этот поиск?

– Уверен, что это не очень серьезный подход с позиции завтрашнего дня страны. Более того, такие “игры” еще раз подтверждают, что мы не знаем Россию.

С позиции фундаментальной, статистической логики и бухгалтерского учета доходы страны от налогов выглядят так: 70% всех поступлений прямо или косвенно идут пропорционально труду, точнее – фонду оплаты труда. Это различного рода начисления, связанные с зарплатой. Еще 10% – пропорционально капиталу, а все остальное – за счет рентной составляющей, которая сегодня в основном фигурирует в таких опосредованных формах как акцизы и т.д. Это официальный срез, другими словами, наше представление о российской экономике.

На самом деле национальный доход выглядит иначе и ничего общего не имеет с формальным портретом. У этой России доходы формируются лишь на 5% за счет вклада труда, 12% – за счет капитала, а все остальное – более 80% – дают природные ресурсы, которые не являются результатом деятельности наших финансистов, предпринимательских усилий и риска.

Теперь проанализируем, как эти 5% национального дохода распределяются между 89 субъектами РФ? Расчеты показывают, что у 2/3 регионов вклад труда имеет отрицательное значение. Это означает: чем больше они будут заботиться о трудоустройстве людей, тем хуже для российской экономики.

Подобная проблема стоит не только перед Россией. Над нею ломают голову и на Западе. В частности, более 50 лет назад ООН одобрила резолюцию, в которой содержались рекомендации о переходе на единую систему национальных счетов. Эта система по праву может быть признана наиболее выдающимся событием в экономической жизни стран мирового сообщества. Но потенциальные возможности этой системы оказались заблокированными ведущими ТНК и мировыми финансовыми институтами, такими, как МВФ и Мировой банк. Они с самого начала увидели в ней большую опасность обнажения реальных процессов перераспределения добавленной стоимости из отсталых стран в страны “золотого миллиарда”. При таком развороте событий пришлось бы совсем иначе подойти к оценке реального вклада национальных экономик в мировое развитие, по-новому осмыслить место и роль западных стран и прежде всего США в так называемой экономической помощи отсталым и развивающимся государствам.

Понятно, что интересы России в этом плане принципиально отличаются от интересов западных стран. Россия не должна быть “козлом отпущения” за мировой грех индустриальной и постиндустриальной цивилизации, смиренно ожидать очередных испытаний судьбы, пока историческое провидение нащупывает новый глобальный баланс, продлевающий существование мира. Как минимум мы обязаны у себя дома и во внешней политике не усугублять мировой кризис, а добиваться глобального перераспределения рисков, связанных со спорадически возникающими обострениями этого кризиса.

В этом поиске новой самоидентификации ничто – включая институты плановой экономики – не может быть заведомо отброшено в угоду “чистоте” антисоциалистической доктрины, как ничто – включая западные методы государственного прессинга экономики – не может быть принято только потому, что фактически применяется в рамках системы, альтернативной социализму.

У магистрали, ведущей Россию в будущее, нет разворота к социалистической системе. Но она не ведет и к поглощению страны капиталистической системой. В глобальном конфликте между системой и жизненным миром человека Россия должна решительно встать на сторону последнего.

– Но для преобразований нужны ресурсы. А для радикальных и эффективных перемен они должны быть особенно большими. Где их взять, если даже кредиты МВФ нам удается получать с таким трудом?

– Необходимые для экономического роста капиталы есть у нас самих. Надо только их взять. Вот факты. Как мы уже выяснили, страна реально имеет примерно 80% дохода за счет ренты от недр, магистральных трубопроводов и других монополий. Расчеты показывают, что благодаря этому фактору страна ежегодно получает чистый доход в размере от 60 до 80 млрд долл., т.е. в 3 – 4 раза больше, чем это зафиксировано в государственном бюджете. Это не плод кабинетных выдумок ученого, а характеристика чудовищного, аморального в своей основе механизма перераспределения финансовых потоков, которые сложились в России. Один из этих потоков питает 5% населения и уводит рентный доход России мимо бюджета, создавая дополнительное неравенство внутри РФ и между ее регионами. Не устранив этой корневой причины, связанной с нерешенностью проблемы собственности, а следовательно, дохода России, мы никогда не решим проблему регионального развития.

На этом фоне фальшиво звучат слова, обращенные к депрессивным регионам: “Надо жить по средствам”. Это демагогия! Жить по средствам призывают нищую Россию, в то время как ее ничтожно малая часть населения продолжает богатеть за счет безнравственного присвоения ренты. Под прикрытием пресловутого лозунга частной собственности национальное богатство страны оказалось секвестированным на 90%. Это и есть питательная среда для экономических злоупотреблений и криминализации общества. Можно иметь в 100 раз больший штат налоговой полиции, но не решив эту задачу мы не устраним преступность из экономики.

Речь не идет о ниспровержении освященного историей принципа частной собственности. Мы говорим о другом: о согласовании принципа частной собственности с другим непременным атрибутом рыночной экономики – свободой и равенством в процессе обмена товаров для всех. А этого можно достигнуть лишь при условии, что собственник в широком смысле (недр, ресурсов, монополий) будет выплачивать ренту и не присваивать себе то, что ему никогда не принадлежало. В результате большая часть неучтенного национального богатства не будет трансформироваться в нелегальный поток доходов, который в значительной мере утекает за границу. Чтобы его перекрыть, предстоит решить две задачи: во-первых, измерить реальную величину национального богатства с учетом более полного отражения природно-ресурсного и интеллектуального потенциала экономики; во-вторых, создать механизм для эффективного использования национального богатства.

Примеры такие есть. К сожалению, не в России. Так, в Норвегии за счет доходов от нефтепромыслов в Северном море уже ряд лет действует нефтяной фонд, который перечисляет деньги от доходов по эксплуатации скважин на лицевой счет каждого жителя страны, достигшего 18-летнего возраста. Подобные же фонды учреждены на Аляске, из которых жители штата получают 800-1000 долл. лишь за то, что живут там, где добываются полезные ископаемые. Аналогичный порядок установлен в Саудовской Аравии и некоторых других странах Ближнего Востока. И только Россия с ее богатейшими природными ресурсами ничего подобного не делает.

Понятно, чтобы сделать такой шаг, общество, во-первых, должно быть владельцем ресурсов, на которых основывается жизнедеятельность всех его членов. Во-вторых, нужно справедливо оценить национальный региональный продукт. Тогда и южные регионы не окажутся депрессивными. Права верховного владельца территории и природных ресурсов должны быть конституционно закреплены за обществом как за юридическим лицом высшего ранга. Такая конституционная новация создала бы основу для предоставления всем членам общества равных условий на доступ к территориальным и природным ресурсам. Она станет основным содержанием принципа равенства стартовых возможностей для всех, без этого трудно добиться социального мира и осознания всеми слоями населения и индивидуумами общности их интересов.

Материальная реализация верховных владельческих прав общества позволяет по-новому решить проблемы бюджетной и налоговой политики. В частности, сумма всех рентных платежей становится основой создания фонда национального дивиденда России, в котором каждый гражданин имел бы равную долю. А если говорить о перспективе, то рента могла бы быть главной “скрепой” для всех регионов страны. О ней заботился бы каждый житель России, потому что имел бы право на этот доход, а следовательно, не только на личное благосостояние, но и на развитие, реконструкцию всего народного хозяйства. Но фонд национального дивиденда, чтобы он не задохнулся в объятиях власти, которая не уходит из экономики, должен быть отделен от бюджета. А это означает, что подготовка главного экономического документа должна проходить по другому сценарию, чем сейчас. Бюджет будет формироваться прежде всего снизу. Регионы обязаны будут выделять центру определенную долю от общих доходов на осуществление федеральных функций – оборону, внешнюю политику, реализацию образовательных программ, поддержку фундаментальной науки и т.д. Поэтому и взаимоотношения центра и регионов начнут строиться на основе принципа долевого участия регионов и местных бюджетов в бюджетах более высокого уровня. Причем доля (не объем или сумма платежей, а доля) каждого региона должна будет определяться одновременно с утверждением федерального бюджета.

Другим шагом на пути укрепления федерализма мог бы стать еще один внебюджетный фонд, который условно можно назвать фондом социально-экономического развития регионов. Он также формировался бы за счет рентного дохода, который сегодня обрезается олигархией. Учредителем и распорядителем его должен стать Совет Федерации, роль которого заметно возрастет. В свою очередь Министерство финансов должно прекратить всякие трансферты. То, что делается сейчас, разрушает Россию, ставит губернатора в положение просителя, благодаря чему центр может навязывать регионам выгодное для себя решение. Но чтобы этот механизм действовал эффективно, должна быть прозрачная политика регионов, прежде всего региональные бюджеты.

Разумеется, перестройка не может быть одномоментной, она требует поэтапной, сознательной, спокойной проработки. Но идти в этом направлении нужно. И эта работа уже идет. В частности, разрабатывается земельный кадастр и кадастры по другим ресурсам, по страхованию на основе природной ренты, проводится оценка национального богатства отдельных регионов. Когда эта деятельность будет завершена и будет составлена карта природно-ресурсного и интеллектуального потенциала регионов, мы увидим совсем другую Россию и иначе будем говорить о вкладе каждого региона в российскую сокровищницу.

– Вы неоднократно подчеркивали, что “скрепой”, стягивающей экономику России, может стать и успешная промышленная политика. Каковы ее возможности?

– Говорят: лицо современного мира – свободная конкуренция. Это не так. Сегодня есть жестко сегментированный мировой рынок, правила игры на котором диктуют примерно 45 транснациональных корпораций и 200 тыс. различного рода дочерних и ассоциированных с ними предприятий. Это огромная сеть, во главе которой стоит “семерка” индустриально развитых стран. Они-то и определяют лицо мира.

Как Россия должна решать задачу, связанную с достижением высоких темпов экономического роста? Во-первых, необходимо четкое определение стратегических приоритетов промышленной политики. Во-вторых, должен быть создан механизм запуска экономического роста. В-третьих, следует реалистично оценить, на какие источники роста мы можем опираться.

Мы видим, что сегодня фактически реализуется одно из направлений промышленной политики – ставка на энергосырьевую специализацию страны. Однако, несмотря на, казалось бы, очевидные преимущества, такое направление не может претендовать на роль приоритетного. Как показали расчеты наших институтов, ориентация на ТЭК и сырьевой комплекс в долгосрочной перспективе эквивалентна консервации уровня жизни для подавляющего большинства населения. Уже поэтому этот вариант для нас неприемлем.

На наш взгляд, одной из главных составляющих должна стать связка военно-промышленного и добывающего комплексов, переориентированная в соответствии с изменившимися макроэкономическими условиями. Конечно, при курсе на демилитаризацию ВПК не может претендовать на ведущую роль в этой связке. Однако соединению потенциалов двух могущественных комплексов на новой макроэкономической основе нет альтернативы, по крайней мере на ближайшие 10-20 лет. При этом стартовой площадкой для такого взаимодействия должен стать ТЭК, который возьмет на себя роль главного заказчика продукции и услуг ВПК.

В этой связи необходимо уйти от распространенного мифа о якобы бесперспективности использования для экономического роста России накопленного потенциала оборонной промышленности. ВПК – это не только танки, самолеты, ракеты, но и новейшие технологии, огромный научный потенциал, крупномасштабная экспериментальная база, высококвалифицированные специалисты широчайшего технологического профиля. И было бы величайшей ошибкой не использовать это богатство во имя роста национальной экономики. Разве на том же кораблестроительном заводе нельзя делать платформы для освоения перспективных месторождений нефти и газа на морском шельфе? Или нам не нужны мощные суда с атомными установками для круглогодичной проводки судов по Северному морскому пути, что позволило бы активизировать жизнь наших северных территорий? Другими словами, нефть и газ – это лишь стартовые условия, рента, которая необходима, чтобы в последующем увидеть другую ренту – интеллектуальную.

В свое время реформистская волна вместе с отраслевой системой управления смела необходимое для современной индустрии среднее звено управления – промышленные концерны, которые к началу реформ только начали формироваться. Последовавшая за этим ваучерная приватизация завершила эту работу. Страна оказалась без конкурентоспособного ядра, без перспектив выстраивания на мировом рынке мощных монопольно-промышленных противовесов.

Исправление этой стратегической ошибки – веление времени. Надо отказаться от шаблонного представления о вреде промышленных монополий. Для нас прежде всего важна монополия вовне, а не вовнутрь. Подтверждением тому служит деятельность Газпрома. Задача в том, чтобы дать мощный импульс формированию эффективных противовесов мировым ТНК. Ими должны стать крупные межотраслевые корпорации. Немаловажное значение при этом будет иметь и то, что предприятия, входящие в их состав, располагаются на территории различных регионов.

Взаимодействие региональных администраций и руководства корпораций (при их независимости друг от друга и от федеральных властей) приведет к рационализации схемы размещения производства, что создаст условия для общеэкономического роста. Важна и такая деталь: хозяйственные контакты из вертикальной плоскости (центр – регионы, министерства – предприятия) переводятся преимущественно в горизонтальную. Федеральные власти могут взять на себя роль арбитра в сложных случаях. Остальные же хозяйственные проблемы будут решаться в ходе переговоров представителей территорий и корпораций. Таким образом, может быть создан элемент конкуренции (как между корпорациями, так и между регионами страны), который будет определять многие структурные сдвиги в экономике.

Организация нескольких межотраслевых корпораций, объединяющих в своем составе предприятия ТЭК, металлургии и машиностроения, позволит одновременно решить целый ряд актуальнейших проблем. Это и повышение управляемости экономики, стимулирование инвестиционной активности, и ускорение конверсии, и увеличение экспортного потенциала России и т.д. Важное значение в развитии такой интеграции будет иметь расширение участия банков в акционерном капитале промышленности. Межотраслевые корпорации в этом плане могут рассматриваться в качестве своеобразных “скреп”, стягивающих отдельные регионы России в единое целое. Поэтому, на мой взгляд, курс на межотраслевые корпорации должен рассматриваться в качестве приоритетного направления новой промышленной политики.