Причуды российской макроэкономической стабилизации

АЛЕКСАНДР НЕКИПЕЛОВ
действительный член Российской академии наук,
заместитель директора Института международных экономических
и политических исследований РАН

• “Макроэкономическая стабилизация” происходит на фоне обострения финансового кризиса
• Инфляция подавлена за счет завышения процентной ставки по ГКО, а не в результате ужесточения монетарной политики
• Демонетизация хозяйственной жизни обусловлена квазирыночным характером российской экономики
• Необходимо перевести народное хозяйство в режим нормального рыночного функционирования со смягчением структурного шока

Проводимые в России преобразования сопровождаются небывалым для мирного времени хозяйственным спадом. Наметилась очевидная тенденция к деиндустриализации. Причем чем технически сложнее производство, тем глубже спад. Мощный удар нанесен по научно-техническому потенциалу. Экономика оказалась в крайне опасном режиме разрушения производственного аппарата и проедания ранее созданных заделов.

Сторонники радикальных реформ неизменно относили это на счет двух основных факторов - деформированной хозяйственной структуры, доставшейся от командной социалистической экономики, и затяжкой в достижении макроэкономической стабилизации, увязываемой в свою очередь с противодействием политических оппонентов "в целом правильному" курсу правительства. По мере того как масштабы производственного коллапса все дальше выходили за рамки, в которых их можно было объяснить наследием прошлого, возрастающее значение стало придаваться второму аргументу. Подчеркивалось, что подавление инфляции автоматически приведет к увеличению сбережений населения и инвестиций, а следовательно, и возобновлению экономического роста. Однако 1996 год убедительно опроверг эти расчеты.

Цель достигнута, а результатов нет

С одной стороны, удалось добиться, казалось бы, впечатляющих успехов в деле макроэкономической стабилизации. Среднемесячный рост потребительских цен сократился с 7,2 в 1995 г. до 1,7% в 1996 г., а оптовых - соответственно с 8,8 до 1,9%. В течение всего года оставался стабильным реальный курс рубля к доллару, а к концу года заметно снизились все основные номинальные процентные ставки, причем их значения и динамика существенно сблизились.

С другой стороны, страна столкнулась с резким обострением ситуации как в реальном секторе, так и финансовой сфере.

Вопреки ожиданиям углубился спад. ВВП сократился на 6% (в 1995 - на 4%), промышленное производство - на 5,5% (соответственно на 3%). Резко усилился инвестиционный кризис: объем капитальных вложений уменьшился на 18% (в 1995 г. - на 10%). В экономике образовался гигантский неиспользуемый потенциал, составляющий по занятости 1/4, а по основным фондам - 40% располагаемого объема.

"Макроэкономическая стабилизация" удивительным образом совместилась с резким обострением финансового кризиса. Последний приобрел всеобъемлющий характер, охватив предприятия реального сектора, банковскую сферу и государственные финансы.

Финансовое положение предприятий резко ухудшилось по ряду направлений. На 25% уменьшилась величина полученной ими прибыли. До 43% возросла доля убыточных предприятий. Катастрофических размеров достиг уровень неликвидности реального сектора экономики. Это проявилось как в увеличении доли бартерных сделок в хозяйственном обороте с 26% в конце 1995 г. до 39-40% в конце 1996 г., так и в дальнейшем усугублении проблемы неплатежей. По оценкам, кредиторская задолженность предприятий в реальном выражении возросла за год в 1,5 раза. Доля просроченных кредитов в общем объеме банковских ссуд реальному сектору превысила 30%.

Анализ консолидированного баланса системы коммерческих банков свидетельствует, что в течение всего периода реформы они жили в режиме проедания собственного капитала¹. В 1996 г. признаны неплатежеспособными более 25% функционирующих банков - главным образом по причине ухудшения возвратности кредитов, предоставленных реальному сектору. У примерно 40% банков собственный капитал оказался ниже величины оплаченного уставного фонда, а 17% банков полностью проели свой уставный фонд.

Страна столкнулась с жесточайшим бюджетным кризисом, вызванным резким ухудшением положения дел с мобилизацией доходов консолидированного бюджета: их реальная величина по сравнению с уровнем 1995 г. сократилась на 15%. Особое значение имело уменьшение на 12% реальной величины налоговых сборов. Если в 1992-1993 гг. в виде налогов в консолидированный бюджет собиралось 29-31% ВВП, то в 1995 г. - уже 22%, а в 1996 г. - менее 21%. При этом, по данным Государственной налоговой службы, доля зачетов составляла 30% всех налоговых поступлений.

Несмотря на масштабное сокращение бюджетных расходов (в реальном измерении на 13%) и постоянные нарушения своих финансовых обязательств, правительству не удалось избежать лавинообразного нарастания бремени внутреннего государственного долга. В результате рынок государственных ценных бумаг практически исчерпал себя как источник финансирования бюджетного дефицита².

Итак перед нами типичный российский парадокс: цель достигнута, а результатов нет. Серьезность ситуации признают даже российские теоретики и практики макроэкономической стабилизации. А.Илларионов открыто отказывается от утверждения, что подавление инфляции является не только необходимым, но и достаточным условием для оздоровления хозяйственной ситуации и перехода к росту³. Созвучны этому высказывания А.Шохина о том, что "... мы задержались на одномерном представлении об успешном развитии" и что "... финансовая стабилизация не совпадает с низкой инфляцией"⁴.

Эти признания, разумеется, не избавляют от необходимости разобраться в подлинных механизмах развертывающихся в стране экономических процессов. Прежде всего важно выявить истинные причины, сделавшие в 1996 г. возможной удивительную динамику показателей, формально свидетельствующую о достижении макроэкономической стабилизации.

В чем же причины сложившейся ситуации?

Распространена точка зрения, что инфляцию удалось подавить в результате проведения жесткой монетарной политики. Нет ничего удивительного в том, что эта позиция отстаивается учеными, исходящими вслед за М.Фридманом из того, что инфляция является исключительно денежным феноменом. Странно, однако, что такого же взгляда придерживаются и исследователи, признававшие значительную роль немонетарных факторов в российской инфляции. Еще интересней то, что сторонники монетаризма избегают подкрепления анализом фактов отстаиваемого ими тезиса, тогда как их оппоненты подтверждают свои рассуждения данными о динамике денежного предложения в реальном измерении.

Статистика свидетельствует о том, что за период "радикальных реформ" реальная денежная масса многократно сократилась, поскольку прирост номинального денежного предложения значительно отставал от увеличения цен. Резко уменьшилось и соотношение денежного предложения и ВВП. Именно эти показатели рассматриваются как доказательство проведения правительством чрезмерно жесткой кредитно-денежной политики. Ее оборотной стороной якобы стало появление острого дефицита денежных средств, который в конечном счете и спровоцировал нынешний финансовый кризис. В качестве фактического подтверждения острой нехватки денег делаются ссылки на то, что в странах с развитой рыночной экономикой соотношение денежного предложения и ВВП существенно выше, чем в России.

Между тем, такого рода объяснения не представляются убедительными.

Во-первых, соотношение денежных агрегатов и ВВП сильно варьирует по странам (что, впрочем, неудивительно, поскольку оно есть не что иное, как обратная величина от скорости денежного обращения) и его российский уровень отнюдь не является уникальным⁵.

Во-вторых, начиная с IV кв. 1995 г. рост денежной массы в целом опережал рост цен, так что период дезинфляции совпал с проведением "мягкой" по критерию реального денежного предложения политики.

В-третьих, само использование показателя реального денежного предложения как критерия жесткости монетарной политики, на мой взгляд, некорректно. Поскольку этот индикатор является производным от показателя номинального денежного предложения и уровня инфляции, постольку логически несостоятельно утверждение, что ограничение темпов роста реальной денежной массы есть проявление жесткой кредитно-денежной политики, направленной на борьбу с инфляцией. Кроме того, непонятно, как практически денежные власти должны ужесточать или смягчать монетарную политику при таком подходе. Российская практика показывает, что при высоких темпах роста номинального денежного предложения его реальная величина как раз особенно быстро уменьшается. И напротив, она начинает увеличиваться при сокращении темпов роста денежной массы.

В-четвертых, с учетом того, что в стандартной экономической теории общепринятым считается утверждение о постоянном поддержании равновесия на рынке денег и финансовых активов в силу способности процентной ставки практически мгновенно реагировать на изменения в предложении денежных средств и спросе на них, в специальном объяснении нуждается само понятие "дефицит платежных средств". Это тем более важно, что ссылкой на этот дефицит и объясняются в подавляющем большинстве процессы натурализации хозяйственной деятельности, наглядно проявляющиеся в запредельном развитии бартера, взаимных неплатежах, широком применении в расчетах эмитируемых хозяйственными субъектами денежных суррогатов.

Вместе с тем и стандартная монетарная теория весьма плохо подходит для объяснения процессов, происходящих в денежно-кредитной сфере российской экономики.

Во-первых, статистика свидетельствует о том, что начиная со II кв. 1995 г. инфляция неизменно шла вниз, тогда как динамика денежного предложения характеризовалась весьма серьезными колебаниями (график 1).

Во-вторых, с учетом указанной особенности финансовых рынков - их мгновенной адаптации к изменяющимся соотношениям спроса и предложения - весьма причудливо выглядит установившееся в 1996 г. взаимодействие динамики денежного предложения и процентной ставки: падению темпов роста агрегата М2 (т.е. ужесточению монетарной политики) в I и III кв. соответствовало снижение процентной ставки по ГКО, а увеличению темпов роста М2 во II кв. - повышение соответствующей процентной ставки (график 2). Это объясняется тем, что процентная ставка в действительности изменялась под воздействием не столько денежного предложения, сколько предложения государственных ценных бумаг.

Данное обстоятельство хорошо известно, но из него, на мой взгляд, не делаются необходимые выводы. Прежде всего, рост процентных ставок по ГКО столь сильно увеличивал спрос на деньги (а именно как на средство приобретения высокодоходных активов), что даже при повышении темпов роста их предложения инфляция продолжала снижаться. Иными словами, дезинфляция в этой ситуации вызывалась не ужесточением кредитно-денежной политики, а смягчением политики фискальной. И наоборот, в условиях, когда государство вело дело к снижению процентной ставки по своим ценным бумагам, ему приходилось одновременно ужесточать монетарную политику, чтобы не допустить инфляционного всплеска.

Тот факт, что снижение инфляции было в значительной мере достигнуто за счет "задирания" процентной ставки, очень хорошо объясняет, почему наша "макроэкономическая стабилизация" не сопровождалась хотя бы малейшими признаками перехода к экономическому росту. Этот же факт дает основания предполагать, что при сохранении основ нынешней политики курс на снижение процентной ставки выдвигает следующую дилемму: либо сохранение низкой инфляции за счет ужесточения денежной политики и связанного с этим дефляционного воздействия на производство, либо отказ от завоеванных позиций в борьбе с ростом цен. В этой связи уместно вспомнить 1994 г., когда вплоть до сентября происходило последовательное снижение инфляции. Причем, как и в 1996 г., этот процесс был вызван не столько жесткой монетарной политикой, сколько наличием чрезвычайно доходного финансового актива, отвлекавшего колоссальные денежные ресурсы со всех остальных рынков. Поэтому именно крах МММ, а не смягчение кредитно-денежной политики, привел как к быстрому росту инфляции, так и коллапсу на валютном рынке в "черный вторник".

В-третьих, с позиций стандартной экономической теории невозможно объяснять процессы натурализации хозяйственной деятельности. Весьма характерна в этом отношении непоследовательность, проявляемая А.Илларионовым при рассмотрении этого вопроса. Исходя из того, что денег в экономике не может быть ни много, ни мало, он в то же время не находит ничего лучшего, как объяснить широкое распространение бартера, неплатежей и денежных суррогатов "обезденежением" реального сектора экономики в результате оттока платежных средств в финансовую сферу. Таким образом, автор в конечном счете фактически "сползает" к критикуемому им взгляду на ситуацию, ибо непонятно, почему отток денежных средств из реального сектора экономики не ведет к адекватному изменению цен и выпуска.

Думаю, ошибка совершается тогда, когда делается попытка объяснить явление натурализации хозяйственной деятельности сугубо монетарными факторами. Корни сложившейся ситуации уходят в специфику поведения хозяйственных субъектов (как органов власти, так и предприятий) в российской экономике. Иными словами, реальный процесс демонетизации хозяйственной жизни может быть понят только в том случае, если мы будем рассматривать его как проявление деформированности системных оснований рыночной экономики.

Нужно признать, что мы имеем дело с квазирыночным хозяйством, в котором в силу особенностей проведенных реформ в сфере отношений собственности сформировались хозяйственные субъекты, характеризующиеся специфической мотивацией и нестандартным поведением. Только этим можно объяснить, что в ответ на отток денег из производственного сектора происходит не адекватная рыночной экономике адаптация цен и выпуска, а распространение бартера, неплатежей и введение в оборот денежных суррогатов. Только с этим связано практическое отсутствие банкротств неплательщиков, инициируемых предприятиями-кредиторами, слабая реакция занятости на снижение выпуска и многие другие "причуды" российской экономики.

Если встать на эту позицию, то становится очевидной необходимость внесения серьезнейших изменений в экономическую политику. Они должны идти по трем основным направлениям:

• создания всех необходимых условий для нормального функционирования рыночного механизма;

• совершенствования методов текущего регулирования экономики;

• формирования и учета в практической деятельности общего взгляда на долгосрочные характеристики российской экономической модели.

Необходимые изменения
в экономической политике

Непременным условием нормального действия рыночного механизма является наличие ясных и экономически обоснованных отношений собственности, обеспечивающих ориентацию хозяйственных субъектов на максимизацию предоставленного собственником в их распоряжение богатства, а также материальную ответственность (вплоть до банкротства) за принимаемые решения. Неподконтрольность директората предприятий собственникам капитала в значительной мере связана с тем, что фактически неуправляемыми остаются принадлежащие государству активы. Последствия этого весьма печальны: предприятия крайне слабо реагируют на рыночные сигналы, проедают свой капитал. Неотрегулированность отношений собственности является также важнейшей причиной криминализации российской экономики. Отсюда следует, сколь важное значение имеет налаживание отвечающего требованиям рыночной экономики механизма управления основной частью государственных активов (за исключением тех, которые закреплены за казенными предприятиями).

Вне сектора казенных предприятий принципиально важно полностью исключить возможность использования органами исполнительной власти любого уровня несовместимых с рыночной экономикой методов регулирования (принуждения хозяйственных субъектов к поставке продукции на невыгодных условиях либо неплатежеспособным потребителям и т.п.). Необходимо обеспечить неукоснительность выполнения государством своих материальных обязательств. Для этого следует законодательно ввести порядок, обязывающий правительство в случае отсутствия средств немедленно трансформировать свою задолженность в государственные ценные бумаги с рыночной ставкой процента или прибегать к прямому займу у Центрального банка. Только так можно повысить ответственность правительства за принимаемые им решения и получить возможность объективно оценивать его деятельность.

Перевод российской экономики в нормальный рыночный режим функционирования способствовал бы быстрейшему формированию рынков труда, капитала и земли, ликвидации разрыва между эффективностью сферы обращения и производства, а следовательно, и восстановлению нормальной инвестиционной деятельности.

Однако этого недостаточно по крайней мере по двум причинам.

Во-первых, российская экономика оказалась сегодня практически полностью заблокированной кризисом "демонетизации". Нарушены стандартные соотношения между денежным предложением и реальной скоростью обращения денег, с одной стороны, и уровнем цен - с другой. Ради оздоровления общей финансовой ситуации этот узел должен быть развязан, и альтернативы проведению всеобщего зачета платежей, к сожалению, не существует. Очень важно, чтобы расчистка финансовых завалов происходила параллельно (или хотя бы с очень небольшим разрывом) с реализацией мер по переводу российской экономики в подлинно рыночный режим функционирования. В противном случае нет никаких гарантий, что нынешняя ситуация с неплатежами не будет быстро воспроизведена.

Во-вторых, парадоксальность современной ситуации в том, что большинство из отмеченных "антирыночных особенностей" российской экономики объективно способствуют смягчению шока, обрушивающегося на нее после либерализации хозяйственной деятельности. Такая краткосрочная анестезия дается, однако, крайне дорогой ценой в средне- и особенно долгосрочном плане - деградацией научного, производственного и социально-культурного потенциалов страны. В то же время отказ от нее путем реализации мер по переводу экономики в нормальный рыночный режим функционирования может вызвать довольно резкое обострение текущих, в том числе и социальных, проблем. Поэтому встает вопрос о возможности амортизации рыночного шока иными, более эффективными способами.

Определенная роль принадлежит здесь политике, направленной на стимулирование совокупного спроса. Это вполне естественно для ситуации, когда в экономике имеются огромные незагруженные мощности. Но и преувеличивать значение соответствующих методов не стоит: Россия сегодня переживает не классический циклический спад, в условиях которого кейнсианские рецепты весьма эффективны, а системный кризис, диктующий прежде всего необходимость кардинальных структурных изменений. Вот почему абсолютно необходима ответственная кредитно-денежная и бюджетная политика, обеспечивающая сохранение инфляции в допустимых пределах (35-40% в год).

При этом смягчению структурного шока способствовало бы существенное увеличение масштабов перераспределения государством ВВП через бюджетную систему и внебюджетные фонды. Раздающиеся со ссылкой на "мировой опыт" рекомендации действовать в прямо противоположном направлении глубоко ошибочны. Россию нужно сравнивать не с развивающимися странами Азии, Африки и Латинской Америки, а с решающими аналогичные проблемы постсоциалистическими государствами Европы. Такое сопоставление показывает, что в странах, наиболее успешно осуществляющих реформы (Венгрии, Польше, Чехии и Словакии), указанный показатель равняется примерно 50%, что намного превышает российский уровень. При этом важно иметь в виду, что существенное увеличение доходов государственного бюджета отнюдь не требует дальнейшего ужесточения налогового гнета. Даже при заметно более низких налоговых ставках бюджетные доходы были бы выше, чем сейчас, если бы не заблокировавший финансовые потоки кризис неплатежеспособности значительной части хозяйственных субъектов и государства.

Наряду с мерами по переводу народного хозяйства в режим нормального рыночного функционирования и смягчению структурного шока характер развития России будут в существенной степени определять представления исполнительной власти о долгосрочной модели национальной экономики. Одно дело исходить из того, что рыночные силы сами обусловят будущий профиль страны, другое - прилагать (в рамках рыночной парадигмы развития) особые усилия по его формированию. Чисто логически доказать преимущества той или иной модели развития невозможно: это вопрос, который экономическая теория относит к числу нормативных, т.е. связанных с ценностными предпочтениями людей. Однако важно иметь в виду, что шансы на успех имеет только такая экономическая стратегия, в рамках которой удается учесть преобладающие в обществе настроения.

Представляется, что для основной части российского общества принципиальное значение имеет восстановление достойного места страны в мире, причем это прямо связывается со спасением основ научного, культурного и высокотехнологичного производственного потенциалов. Есть в стране и свое, сложившееся в ходе многовековой истории представление о социальной справедливости.

Реализация такой модели развития возможна только на основе проведения структурной политики, связанной с перераспределением ресурсов в тщательно выбранные ключевые области. В условиях переживаемого экономического упадка это сопряжено с принятием очень сложных решений, вытекающих из необходимости отказа от многих производств и видов деятельности, которые при иных обстоятельствах играли бы далеко не последнюю роль. В кратко- и среднесрочном плане попытка возвратиться в ряды мировых экономических лидеров может также сопровождаться "упущенной выгодой" для населения по сравнению, скажем, с идеально осуществляемым вариантом превращения страны "естественным путем" в сырьевой придаток развитых государств. И тем не менее есть основания полагать, что при условии справедливого распределения издержек именно такая модель экономического развития является наиболее привлекательной для российского общества.

Вопросы макроэкономической стабилизации нашли отражение в монографии Александра Некипелова “Очерки по экономике посткоммунизма” (М., 1996), подготовленной при содействии Российского гуманитарного научного фонда.
¹Этот вывод вытекает из сопоставления динамики величины собственного капитала (capital account) системы коммерческих банков, с одной стороны, и цен - с другой. Согласно данным МВФ, номинальная величина первого показателя за 1994 - III кв. 1996 г. возросла в 9,2 раза, тогда как потребительские цены повысились в 9,6, а оптовые - в 12,1 раз (См.: International Financial Statistics. January 1997, p. 518-519).
²Соотношение привлечения средств в бюджет к номинальной стоимости размещенных ГКО неуклонно сокращалось: 66% в 1993 г., 33% в 1994 г., менее 7% в 1995 г. (рассчитано на основе данных, опубликованных Госкомстатом России: Россия в цифрах. 1996.: Официальное издание. - М.: Финансы и статистика, 1996. - С. 248). Судя по всему, эта тенденция получила дальнейшее развитие в 1996 г.
³Вопросы экономики. - 1996. - № 9. - С.5.
⁴Независимая газета. - 6 ноября 1996 г.
⁵По агрегату М1 этот показатель был ниже, чем в России (6,7% ВВП в 1995 г.), в частности, в следующих странах: Турции (4,6% в 1994 г.), Израиле (6,0% в 1995 г.), Румынии (6,4% в 1994 г.), Словении (6,6% в 1994 г.) (См.: International Financial Statistics. January 1997, p. 344-347, 516-521, 525, 552-555, 624-628).