Номер 6/98ГлавнаяАрхивК содержанию номера

Перспективы роста: спекулятивный капитал Россию не спасет

АЛЕКСАНДР НЕКИПЕЛОВ,
академик, директор Института международных экономических и политических исследований РАН


• Дефицит – не в бюджете, а в эффективной промышленной политике
• Власть берет деньги по любой цене, потому что у банков есть альтернативные варианты их вложения
• Сочетание фиксированного курса рубля и свободы движения капитала – взрывоопасная смесь

В нашем обществе сложилась весьма высокая степень согласия в отношении оценки нынешней экономической ситуации. (А так было далеко не всегда.) Вот лишь некоторые из сегодня уже общепринятых положений.

Все признают, что страна переживает острейший бюджетный кризис. Бесспорно и то, что усугубление финансового состояния реального сектора экономики продолжается. Его неликвидность достигла запредельных масштабов, и теперь уже понятно, что кризис неплатежей, широчайшее использование бартера – это нечто такое, что качественно отличается от аналогичных явлений, имеющих место в обычной рыночной экономике. Более того, они качественно отличаются от соответствующих явлений в других постсоциалистических государствах (за исключением бывших союзных республик).

Налицо, и это тоже общепризнано, высочайшая зависимость экономики от движения иностранного спекулятивного капитала в страну и из страны.

Наконец, все в той или иной степени признают, что в очередной раз перспектива экономического роста в стране откладывается. Происходит также сближение точек зрения по целому ряду концептуальных вопросов.

Во-первых, сегодня практически не осталось сторонников еще недавно столь распространенной позиции, в соответствии  с которой блокирование роста цен при помощи рестриктивной кредитно-денежной и фискальной политики быстро приведет к запуску механизма экономического роста.

Во-вторых, почти никто более не утверждает, что рост денежной массы автоматически ведет к пропорциональному росту цен, поскольку в предшествующие два года Центральный банк продемонстрировал, что в определенных условиях увеличение денежной массы может сопровождаться снижением инфляции.

Всем ясно, что сбережения, увеличение которых  связывалось с выходом на позитивную реальную ставку процента, не обязательно трансформируются в инвестиции. В связи с этим хотел бы обратить внимание на следующее обстоятельство. Очень часто с неким удивлением констатируется высокий уровень сбережений в российской экономике. Загадка исчезает, если принять во внимание, что с макроэкономической точки зрения  невыплаты заработной платы входят в состав сбережений; неполучение оплаты труда в этом смысле эквивалентно 100%-ному сбережению дохода. Разумеется такие “сбережения” являются вынужденными.

Фактически также признана необходимость выхода государства за рамки политики макроэкономической стабилизации. И в правительственных программах говорится о выдвижении в качестве важнейших задач реформы предприятий, проведения осмысленной промышленной политики, последовательного строительства институтов рыночной экономики.

Наконец, что уже совсем удивительно, почти достигнут консенсус в отношении характеристики нынешней хозяйственной системы как мафиозно-олигархической, хотя, конечно, ответственность за это никто на себя брать не спешит.

Тем не менее до единства действий очень далеко.


Так ли важно "жить по средствам"?


Позиция правительства России в отношении ключевого вопроса "что делать?" общеизвестна. Суть ее сводится к следующему.

По оценке Кабинета, главная проблема в стране – это дефицит бюджета. Если решить эту задачу, появится возможность уменьшить государственные заимствования, упадет процентная ставка и сбережения вместо финансирования дефицита госбюджета начнут трансформироваться в инвестиции. Устранять дефицит бюджета можно, естественно, как за счет увеличения его доходной части, так и уменьшения расходной. Увеличение бюджетных доходов связывается, главным образом, с выколачиванием налогов. Имеющийся здесь опыт не располагает к оптимизму. Рискну утверждать, что сейчас добиться коренного перелома в сборе налогов на основе административных мер нельзя, так как невозможно собрать налоги с неликвидного реального сектора. Наличие прибыли в бухгалтерской отчетности отнюдь не равносильно наличию денег на счете в банке: в нынешних условиях прибыль сплошь и рядом связана с тем, что соответствующим предприятиям должны больше, чем должны они. Понятно, что собрать в денежной форме налоги с таких предприятий невозможно.

Другой способ пополнить казну – продажа оставшихся в распоряжении государства активов. Понятно, что этот источник очень быстро оскудеет, а потому является временным. Кроме того, распродажа наиболее ценных государственных активов постоянно вызывает скандалы, наносящие колоссальный ущерб исполнительной власти. Опять-таки рискну утверждать, что такие скандалы неизбежны и впредь, потому что никто никогда не поверит, что хозяйственный субъект, в данном случае государство, находящийся под таким прессом финансовых проблем, в состоянии спокойно, по нормальной цене реализовывать свои активы. И что такое вообще “нормальная цена” в данном случае?

Известно, что оценка рыночного актива складывается из дисконтированного потока будущих поступлений за весь период его функционирования. Вопрос, однако, в том, какой дисконт используется в расчетах. Для продавца он выражает степень предпочтения денег сегодняшних деньгам завтрашним, поскольку чем большая процентная ставка применяется при дисконтировании, тем меньше цена, по которой собственник готов продать соответствующий актив. Следовательно, не абсолютные величины выручаемых средств, а фактически применяемая государством норма дисконтирования для определения минимальной цены реализуемого на аукционах имущества является подлинным показателем того, в какой степени текущие соображения превалируют над перспективными.

Как бы то ни было, в рамках рассматриваемого подхода неизбежным оказывается упор на дальнейшее сокращение государственных расходов. Это называется “жить по средствам”. Но давайте проведем небольшое международное сравнение. В России по итогам 1997 г. доля всех государственных расходов (включая расходы из внебюджетных фондов) составляла примерно 35% от ВВП. Именно эту величину нужно, в соответствии с правительственным подходом, уменьшить еще больше. Между тем в странах ОЭСР рассматриваемый показатель в среднем составляет 50%.

Мне могут возразить, что это развитые страны, и, кроме того, в них самих часто раздается критика в отношении чрезмерного вовлечения государства в экономику. Хорошо, тогда возьмем наиболее эффективные из постсоциалистических государств – Словению, Венгрию, Чехию, Словакию. Во всех этих государствах рассматриваемый показатель находится в интервале между 45 и 50%. И это отнюдь не случайно. Экономика, находящаяся в процессе столь масштабных преобразований и неизбежно испытывающая колоссальную ломку производственных структур и связанные с этим мощные социальные шоки, объективно, а не по идеологическим соображениям, нуждается в концентрации у государства значительных средств для смягчения издержек социально-экономической трансформации. Поэтому ставя задачу дальнейшего снижения доли государственных расходов в ВВП мы тем самым сознательно отказываем государству в ресурсах, столь необходимых в нынешних условиях для проведения осмысленной структурной политики и смягчения социальных проблем.

Наконец, правительство связывает экономический рост исключительно с инвестициями. Оно видит при этом, что ни при каких условиях внутренних сбережений, даже если все они будут трансформированы в инвестиции, не будет достаточно для решения стоящих перед страной проблем. Отсюда – ставка на масштабное привлечение иностранного капитала, принципиальная установка на сохранение открытости  российских финансовых рынков.

Правда, причина явно авантюристического открытия российских финансовых рынков состояла  в стремлении привлечь спекулятивный капитал для финансирования дефицита государственного бюджета. И когда этот капитал шел в страну, несколько сбивая доходность на рынке ГКО, то замысел представлялся его авторам безупречным. Но, к сожалению, спекулятивный капитал потому и спекулятивный, что он как приходит, так в самый неподходящий момент и уходит, порождая проблемы, которые российская экономика переживает с осени 1997 г.


"Парадокс бережливости"


Национальная программа вывода страны из кризиса, разработанная в Совете Федерации и представленная, в частности, на Втором Петербугском экономическом форуме, базируется на ином алгоритме перехода к экономическому росту. Эта позиция разделяется в основном всеми институтами Отделения экономики РАН, она была зафиксирована в прошлогоднем докладе Отделения, посвященном среднесрочной программе экономического развития страны. Суть ее в том, что инициация роста возможна путем расширения на первоначальном этапе степени загрузки производственных мощностей за счет стимулирования текущих расходов. Такой подход не есть изобретение Отделения экономики, и было бы ошибкой рассматривать его как нацеленный против инвестиций, в том числе иностранных. В макроэкономической теории давно сформулирован так называемый “парадокс бережливости”. Смысл его в том, что при наличии свободных мощностей стимулировать нужно не сбережения и инвестиции, а текущие потребительские расходы (разумеется, на отечественную продукцию). И хотя в этом случае норма сбережений падает, это не сказывается в худшую сторону на общем объеме сбережений и инвестиций (поэтому "парадокс"), так как возрастает (за счет загрузки неиспользовавшихся мощностей) общий объем выпуска.

Эксперты Мирового банка признают, что в тех постсоциалистических государствах, где имеет место экономический рост, он начался раньше роста капитальных вложений. Почему же стоит на своем наше правительство? Оно ссылается на то, что в России не осталось свободных мощностей, которые могут эффективно использоваться в рыночных условиях. Здесь есть большая доля истины, если под рыночными условиями понимать  нынешнее состояние открытости российской экономики. Нужно сказать, что реализация предлагаемого в национальной программе вывода страны из кризиса прямо связана с проведением протекционистской политики.

Это очень опасная политика, у нее много недостатков, и ее проводить очень умно. Нельзя устанавливать высоченные пошлины раз и навсегда. Нужно вводить пошлины и одновременно жесткий график их снижения до нормального уровня, с тем чтобы побудить производство адаптироваться к мировому рынку, а не к изоляции от него. Разумеется, при вступлении во Всемирную торговую организацию надо вести дискуссии на этот счет. Нельзя думать (тем более – говорить), что мы любой ценой должны вступить в ВТО. Это вообще не экономический подход. Любой ценой никуда нельзя  вступать. Надо четко представлять, какую цену мы готовы заплатить, и исходя из этого, как и все страны, вести переговоры.

Выражаю полную поддержку тем специалистам, кто ставит задачу пресечения вывоза капитала из страны, перехода к активной промышленной, инвестиционной, научно-технической и социальной политике. На наш взгляд, они справедливо настаивают на том, чтобы проблема дефицита госбюджета решалась не путем урезания его расходов, а посредством увеличения доходной части. Здесь, однако, необходимо дать пояснение.

Резко увеличить сбор налогов можно только устранив неликвидность реального сектора экономики. Сегодня добиться этой цели при помощи жесткого следования линии на банкротство неплатежеспособных предприятий невозможно, поскольку это приведет к банкротству всего народного хозяйства и, в первую очередь, самого государства. Поэтому я не вижу альтернативы расчистке финансовых завалов при помощи всеобщего зачета неплатежей. Разумеется, принципиально важно принять меры, исключающие последующее воспроизводство платежного кризиса. Характер этих мер зависит от трактовки причин натурализации реального сектора нашей экономики.

В этой связи позволю себе не согласиться со сторонниками довольно широко распространенной  концепции дефицита денег в российской экономике. В подтверждение этого вывода академик Л.И.Абалкин, в частности, называет необычайно низкое отношение в России агрегата М2 к ВВП. По данным “Интернешнл Файнэншл Статистикс” я провел собственные статистические изыскания на этот счет. Оказалось, что по показателю, отражающему отношение денежного агрегата М1 к ВВП, такие страны, как Израиль, Словения, Турция, даже отстают от России, однако в российском понимании неплатежей там нет. Вряд ли стоит этому удивляться: ведь соотношение  денежной массы и ВВП – это не что иное, как обратная величина от скорости обращения денег, т.е. параметр чисто технический, в решающей степени связанный с особенностями организации платежей в той или иной стране.

Главное же в том, что в нормальной рыночной экономике вообще не может быть “дефицита денег”. Равновесие на рынке денег и финансовых инструментов поддерживается постоянно благодаря способности процентной ставки к практически мгновенной реакции на изменение соотношения спроса и предложения на финансовых рынках.

Значит проблема не в том, что денег мало, а в том, что у нас экономика необычная. Строго говоря, у нас сегодня две экономики: одна денежная, включающая финансовые рынки, розничную торговлю, часть реального сектора, связанную с экспортно-импортными операциями, а другая – натуральная, охватывающая основную часть реального сектора. Не в том дело, что денег не хватает для реального сектора, а в том, что они там не задерживаются. Поэтому если бы даже каким-то чудом мы довели “уровень монетизации” до 50%, совсем не очевидно, что исчез бы “дефицит денег” в производственной сфере.


Равновесие устанавливает рынок


В самом деле, в любом учебнике финансового менеджмента подчеркивается, что у предприятия рентабельность основного капитала всегда выше рентабельности оборотного капитала. Объясняется это просто: если бы рентабельность оборотного капитала была выше, то тогда нужно было бы не вести основное производство, а вкладывать деньги  в соответствующие краткосрочные активы. У нас же ситуация прямо-таки обратная: доходность ликвидных ценных бумаг многократно превосходит отдачу капитала в производстве. В этих условиях нужно удивляться не тому, что инвестиции столь малы, а тому, что вообще что-то инвестируется в нашей экономике.

Но в чем причины столь длительного (несколько лет) поддержания реальной процентной ставки на уровне, значительно превышающем доходность реального сектора? Ведь это тоже “невозможная ситуация” для нормально функционирующей рыночной экономики, и неслучайно найти аналоги ей в странах с такой экономикой невозможно.

Ссылка на “дефицит денег” неубедительна, так как она не объясняет необычайную длительность сохранения недосягаемой для производства реальной процентной ставки. Нарушение равновесия на финансовых рынках может привести в “зашкаливанию” цены денег, но одновременно в действие приводится так называемый трансмиссионный механизм: сокращается спрос на инвестиции и автономные, не зависящие от уровня дохода, потребительские расходы, что постепенно ведет к снижению уровня заработной платы и цен, увеличению реального (т.е. с учетом нового уровня цен) денежного предложения и  падению процентной ставки до нормального уровня. Вряд ли стоит доказывать, что ничего подобного в нашей экономике не происходит.

Но может быть рассматриваемый феномен объясняется готовностью исполнительной власти заимствовать деньги на любых условиях, т.е. неэластичностью предложения ею долговых инструментов (ГКО и т.п.) по процентной ставке? Это, несомненно, очень важный аргумент, но недостаточный. На любом рынке сталкиваются две стороны, и равновесная цена устанавливается на уровне пересечения кривых спроса и предложения. В нашем случае это означает необходимость интерпретировать тот факт, что кривая спроса на государственные долговые обязательства пересекает кривую их предложения исполнительной властью на столь высоком уровне процентной ставки. Говоря проще, важно не только то, что власть готова брать деньги по любой цене, но и то, что банки не хотят давать их под меньший процент. А это, в свою очередь, позволяет предположить, что у банков есть и альтернативные варианты вложения  средств со сравнимой доходностью.

Для того чтобы такие альтернативные варианты существовали, должны иметься виды деятельности с еще большей доходностью. И такие виды деятельности есть, но носят они, увы, отнюдь не созидательный характер. Я имею в виду не собственно торгово-посреднические операции, связанные с импортом ширпотреба и продовольствия: при нынешней степени насыщения внутреннего рынка их эффективность заметно упала. Самым доходным делом в стране давно уже стало растаскивание чужой собственности (поначалу – исключительно государственной, а затем и собственности рядовых акционеров). Во многих случаях эта деятельность “упакована” в схемы, требующие использования заемных средств. Именно такой спрос на кредиты в значительной степени и определяет “равновесную” величину процентной ставки в российской экономике.

Принявшее характер эпидемии растаскивание чужого имущества и происходящая на этой основе криминализация всей экономической деятельности возможны только в условиях глубочайшей деформации прав собственности, грубого искажения свойственных развитой рыночной экономике взаимоотношений собственников, менеджеров и наемных работников. Более того, все особенности “российской рыночной аномалии”, о которых шла (и не шла) речь, уходят корнями в это основополагающее явление, а также весьма “оригинальные”, с позиции нормальной рыночной экономики, действия органов исполнительной власти на всех уровнях (систематическое несоблюдение собственных материальных обещаний, обязывание предприятий поставлять продукцию неплатежеспособным поставщикам и т.п.).

Именно поэтому без наведения порядка с правами собственности (в том числе перевода основной части госактивов в рыночный режим функционирования), коренного изменения поведения исполнительных органов власти нельзя рассчитывать на то, что российская экономика выйдет из квазирыночного зазеркалья и начнет нормально реагировать на стандартные меры макроэкономической политики. На мой взгляд, правительство не осознает ключевого характера этой проблемы, рассматривая реформу предприятий как одну из многих стоящих перед ним задач.


Валютная проблема


Ведущаяся сегодня ожесточенная дискуссия по вопросу о целесообразности проведения девальвации рубля представляется мне чрезмерно узкой, а потому и малопродуктивной. Необходимо прежде всего определиться по крайней мере по следующим пунктам:

• будет ли и далее сохраняться режим свободного доступа в страну и ухода из страны иностранного краткосрочного спекулятивного капитала?

• сохранится ли валютный коридор или произойдет возврат к свободному плаванию рубля?

• насколько долгосрочным является падение мировых цен на главные товары российского экспорта?

• будет ли проводиться всеобщий зачет неплатежей, неизбежно сопряженный с известным единовременным увеличением денежной массы и повышением уровня цен?

Нужно отдавать себе отчет, что равновесный уровень курса будет различным в зависимости от того, открывает страна двери для спекулятивного капитала или нет. При отсутствии ограничений равновесный уровень складывается под влиянием не только покупательной способности рубля, но и сравнительной привлекательности деноминированных в рублях финансовых активов. Правительство, судя по всему, желает оставить все как есть, полагая, что стабилизация финансового положения прекратит отток капитала с российского рынка государственных обязательств и корпоративных ценных бумаг. Полагаю, что оно заблуждается не только в отношении своих способностей стабилизировать финансовую ситуацию. Если бы это чудо произошло, то снижение процентной ставки до нормальных значений неизбежно снизило бы интерес спекулятивных инвесторов к России и привело к вывозу ими значительной части своих капиталов.

Наш опыт полностью подтвердил хорошо известный факт: сочетание фиксированного курса (в том числе его несколько более гибкой разновидности – валютного коридора) и свободы движения капитала из страны в страну представляет собой взрывоопасную смесь. Простое изменение границ валютного коридора ничего в этом отношении не меняет. Если сохранять свободу для капитальных трансфертов, то нужно переходить к плавающему курсу. Но, во-первых, перейти не так-то просто: шаги в этом направлении могут вызвать лавинообразный отток иностранного спекулятивного капитала из России и резкое падение курса рубля. Во-вторых, российская экономика сегодня явно не готова к тому, чтобы обеспечивать финансовую стабильность в условиях плавающего курса и режима свободного движения капитала.

На мой взгляд, для современной российской экономики в наибольшей степени подходит режим валютного коридора и жесткого контроля над капитальными статьями платежного баланса, в особенности над допуском в страну краткосрочных финансовых инвестиций. Если признать необходимым проведение всеобщего взаимозачета платежей, чтобы превратить всю нашу экономику в денежную, то альтернативы такому решению просто нет: избежать раскручивания инфляционной спирали можно будет только при наличии достаточно основательного валютного якоря. Понятно также, что потребуется найти новые границы для такого коридора, отвечающие соотношению внутренних и мировых цен. При таком алгоритме действий девальвация может оказаться и неизбежной, и полезной мерой.

КТО ВИНОВАТ?

Качество управления регионом,
городом, страной, содружеством

В настоящей статье предпринята попытка предложить объективные критерии качества управления руководителя (руководства) с тем, чтобы можно было оценить итоги, к которым он пришел в результате своей деятельности.

Вопрос вопросов: действительно  ли можно оценивать работу руководителей и правителей по каким-либо параметрам? А если они, руководители, ни в чем не виноваты?  Им мешали выше, ниже и сбоку стоящие органы? Козни Антанты. Происки мирового империализма. Плохие погодные условия. Синдром "старшего брата", он же – великороссийский неоимпериализм. Национализм и сепаратизм "младших братьев". Несовершенное законодательство. Конкуренция мировых монополистов. Им, руководителям, досталось плохое наследство и за короткий срок правления исправить это было невозможно. Тяжелое наследие царизма. Пережитки капитализма. "Совковость" и другие последствия коммунистической эпохи и т.д. Попробуем все-таки ответить на этот вопрос.

Первая и важнейшая предлагаемая группа показателей.

1. Число жертв

1.1. Число смертей по неестественным причинам. Несмотря на некоторую размытость понятия "естественная смерть", цифры, полученные разными способами, колеблются в пределах 5-10%. Естественной, например, считается  смерть от старости, от неизлечимых болезней – сердечно-сосудистые, онкологические, но не от инфекционных эпидемий (например, смерть от холеры или СПИДа считается неестественной).

Конечно, в число неестественных  смертей входят жертвы войн, преступности, терроризма, автомобильных катастроф, самоубийств, пожаров и стихийных бедствий.

Последнее может показаться достаточно спорным и, действительно, некоторые методики стихийные бедствия классифицируют по-разному и часто их жертв относят к естественным. Но в большинстве западных стран считается, что число погибших, например, при землетрясении, зависит не от божьего промысла, а от сейсмостойкости  сооружений и эффективности работы спасательных служб.

Но в задачу данной статьи не входит описание методов измерения (их можно найти в учебниках и справочниках по социологии), мы хотим лишь обозначить вехи концепции.

Показатель описывается абсолютной цифрой, чаще всего – на 10 000 единиц населения в год.

1.2. Детская смертность. Обычно при измерении параметра 1.1 дети в возрасте до 1 года не учитываются в числе населения и отдельным показателем является абсолютное число умерших на 10 000  родившихся в этом году.

1.3. Средняя продолжительность жизни. Параметр широко известен даже неспециалистам и особого описания не требует.

Продолжение на стр. 28

Оцените эту статью по пятибальной шкале
1 2 3 4 5
|Главная| |О журнале| |Подписка| |Оглавление| |Рейтинг статей| |Редакционный портфель| |Архив| |Текущий номер| |Поиск| |Обратная связь| |Адрес редакции| |E-mail|
Copyright © Международный журнал "Проблемы теории и практики управления"
Hosted by uCoz