Постсоветское сельское хозяйство: нереформированное, но оставляющее надежду

РОБЕРТ ДЖ.МАКИНТАЙР
Институт политических исследований, Вашингтон,
Институт международных экономических и политических исследований,
Москва

• Сочетание высокомеханизированных агрокомплексов с приусадебными хозяйствами достаточно эффективно
• Высокая социальная значимость коллективных хозяйств
• Коллективное хозяйство советского типа показало себя жизнеспособной формой сельскохозяйственной организации

Предполагать, что коллективное сельское хозяйство России должно быть заменено чем-то совершенно иным, особенно автономно функционирующими семейными фермами, - глубокое заблуждение. Утверждение, что переход к организации отрасли по американской модели желателен и неизбежен, является составной частью чисто идеологического отрицания всех институтов советского типа независимо от следующих обстоятельств: во-первых, их действительной производительности; во-вторых, мнения тех, кто пользуется их услугами или работает в них; в-третьих, реальных альтернатив с учетом как сложившейся ситуации (характера основного капитала и моделей территориального расселения), так и условий мирового рынка. Такое утверждение не принимает в расчет и структурные изменения во многих развитых странах, направленные на организацию более широкомасштабного сельскохозяйственного производства. Исключения здесь составляют страны, где для поддержания мелких хозяйств используются крупные дотации, обусловленные социально-политическими задачами.

Сельскохозяйственный кризис зародился в России в начале переходного периода (зима 1991/92 г.): урожай 1991 г. колхозы вынуждены были продавать в соответствии с существовавшими тогда государственными заказами по старым закупочным ценам; платежи за поставки были отсрочены до следующего года без учета быстрых темпов инфляции; все затраты на обеспечение нового урожая пришлось оплачивать наличными по резко возросшим постлиберализационным ценам. Хотя почти повсеместно это вылилось в формальное банкротство, оно не имело значимого экономического содержания и не олицетворяло собой полезные "рыночные сигналы". В специфических условиях развития сельского хозяйства в 1991-1992 и последующие годы банкротство - абсолютно искусственное понятие.

Примерно в то же время началось лавинообразное заполнение российских рынков дважды субсидированной западной продукцией. С этих пор продолжается хаос, усугубленный в некоторых регионах "приватизацией" предприятий пищевой промышленности, перерабатывающих сельскохозяйственное сырье, которые в дальнейшем были переведены на "несельскохозяйственное" производство. Национальные производители зачастую теряли доступ к каналам оптового распределения, и в результате даже в регионах, производящих пищевую продукцию высокого качества, прилавки наводнили зарубежные продукты питания.

Ни одно из этих явлений не вписывается в свободный рынок, а представляет собой прямое доказательство некомпетентности национальной экономической политики. Хуже всего то, что из-за враждебного (по идеологическим причинам) отношения к коллективному сельскому хозяйству сельскохозяйственный кризис, спровоцированный ошибками национальной политики, был лицемерно предъявлен как доказательство непригодности и неэффективности такой формы хозяйства.

Что касается активных мер, необходимых для поддержания или оживления сельского хозяйства, то и здесь обнаруживается полный провал. Причем в данном случае вопрос идеологии отходит на задний план, так как отсутствуют какие-либо последовательные программы содействия частному "фермерскому" сектору, за поддержку которого в свое время выступали реформаторы - сторонники свободного рынка. Единственными исключениями стали различные "демонстрационные проекты", непосредственно оплачиваемые в рамках сомнительной государственной помощи США совместно с Международной финансовой корпорацией Всемирного банка. Эти программы широко рекламировались, но в большинстве случаев оказались безрезультатными.

Коллективное сельское хозяйство
как система: реальность и пропаганда

Сельское хозяйство дает убедительный пример того, сколь важно осознание роли встроенных взаимоотношений в переходных экономиках. В дискуссии о рыночных реформах обычно господствует превратное понимание организационных характеристик и реальной производительности коллективного сельского хозяйства. Сельскохозяйственное производство и сельское население обречены на бедствия, когда к реорганизации подходят руководствуясь соображениями и политическими выводами ортодоксального экономического анализа. В силу соответствующих структурных причин каждое из приводимых ниже положений имеет отношение и к городскому сектору экономики.

Почему отсутствует
стихийная деколлективизация?

Ожидания Запада строились на базе обобщенной "наихудшей" картины состояния советского сельского хозяйства. Поэтому отсутствие заинтересованности в широко пропагандируемой деколлективизации, проявленное сельским населением стран Восточной Европы и бывшего СССР, стало загадочной чертой периода после 1989 г. Коллективное сельское хозяйство разрушается только там, где для этого предпринимаются активные меры, инициируемые вне сельскохозяйственной сферы. Простым объяснением такого хода событий является то, что коллективное хозяйство как общественно-экономический институт советского типа в действительности функционировало относительно успешно.

После отхода от политики управления сельским хозяйством сталинскими методами и без внесения каких-либо значительных изменений в его организационную структуру или юридическую основу коллективное хозяйство советского типа в СССР и странах Восточной Европы начало работать довольно хорошо. Возросшая, а по многим аспектам достаточно высокая общая производительность стала следствием государственной инвестиционной политики, совершенно отличной от той, что проводилась в СССР в период коллективизации. В большинстве восточноевропейских стран коллективизация осуществлялась преимущественно методами экономического стимулирования и убеждения, подкрепленными значительными капиталовложениями. Сформировавшаяся в итоге смешанная система, в которой крупные высокомеханизированные агропромышленные комплексы сочетались с приусадебными хозяйствами, оказалась жизнеспособной.

Характеристики коллективных хозяйств, лежащие вне сферы заработной платы: затраты на социальную сферу

Во всех восточноевропейских странах, воспринявших сельскохозяйственную модель советского типа, коллективные хозяйства содержали местные школы, осуществляли жилищное строительство и оказывали транспортные услуги местного значения. Такие обязательства отражали квазиконституционное разделение функций, что делало коллективные и государственные хозяйства эффективными в качестве экономических субъектов и политических организаций, аналогичных местным органам власти в западном обществе. Коллективные хозяйства обеспечивали доступ сельского населения к широкому комплексу услуг и товаров.

Предоставление услуг городского типа было частью негласного постсталинского социального договора: относиться к работникам сельского хозяйства (или, по крайней мере, стремиться к этому) как к заводским рабочим в плане поддержания их уровня жизни и условий жизнедеятельности в обмен на одобрение ими коллективных форм хозяйствования. Стабильность доходов и экономическая интегрированность работников сельского хозяйства были примерно приравнены к городскому уровню: 8-9-часовой рабочий день, 40-50-часовая рабочая неделя (а значит, наличие выходных дней), регулярно оплачиваемый отпуск, система социального обеспечения и полный набор программ социальной поддержки (детские сады, продленный день для школьников, предоставление отпуска в связи с рождением ребенка, медицинское страхование, пенсионные выплаты и оплата больничных листов, культурные мероприятия, возможность продолжения образования).

Повышение качества жизни в сочетании с растущими заработками в условиях полной занятости привело к снижению разрыва в доходах между городским и сельским населением, что обусловило твердое одобрение колхозной системы в течение длительного периода. Большинство экономически активного сельского населения было удовлетворено ведением хозяйства на коллективных началах. Предоставление перечисленных услуг и их прозрачное финансирование также объясняют, почему большинство сельских жителей не заинтересованы в переходе к экономике, при которой данные услуги придется покупать на рыночных условиях (что, очевидно, приведет к исчезновению большей части этих услуг). Вместе с тем указанные обстоятельства порождали относительно высокие издержки на рабочую силу, так как широкий спектр социальных выплат и мер защиты, которые считались "конституционными" правами сельских работников, засчитывались в производственные издержки коллективных хозяйств.

Дезинформация, связанная со статистикой "личных земельных наделов"

Другим препятствием для объективной оценки коллективного сельского хозяйства является распространенное злоупотребление данными о "доле производства на частных земельных наделах". Между социалистическими сельскохозяйственными предприятиями и производством продукции их работниками (с членами семей) на своих приусадебных участках при малозаметных организационных изменениях была налажена сложная взаимосвязь. Смешанная система крупномасштабного высокомеханизированного коллективного сельского хозяйства в сочетании с приусадебным хозяйством и выращиванием домашнего скота членами семьи колхозника оказалась успешной, потому что ломала барьеры, разделяющие частное и общественное производство.

Противники коллективного хозяйства часто приводят ничего не значащие изолированные показатели производства или производительности на частных земельных наделах в качестве довода против социалистического сектора. Они считают, что якобы обе составляющие сельскохозяйственной системы находятся в состоянии соперничества и могут рассматриваться как независимые друг от друга модели или альтернативы. Цифровые данные, собранные на такой неверной основе, не соответствуют оценке действительной эффективности сельскохозяйственного производства на частном земельном наделе. Эти аргументы отражают фундаментальное непонимание того, как на самом деле работала система.

В действительности государство предоставляло фураж, семена, удобрения, поросят, услуги (связанные со вспашкой земли, севом и сбором урожая, ветеринарные услуги) и технические консультации в обмен на выделение согласованной доли сельскохозяйственной продукции с надела, которая затем реализовывалась через государственную торговую сеть. Высокая отдача от частных земельных наделов как компонента системы была скорее результатом продвижения обобществленного сельскохозяйственного сектора, а не конкуренции с ним.

Симбиоз как форма взаимоотношений между коллективным производством и производством на приусадебных участках изменил значение понятия "частный". Выдача рутинных заданий работникам в ходе выполнения ими своих обязанностей в колхозе по обработке земли, внесению удобрений или доставке всего необходимого на семейные приусадебные участки других членов колхоза есть выражение таких взаимоотношений¹.

В прошлом существовала также практика, когда произведенная в колхозах продукция доводилась до потребителя косвенным путем. Это была широко распространенная практика распределения между членами колхоза коллективно произведенной продукции в виде дополнительной оплаты в натуре. Кроме того, колхозы часто поручали своим членам в счет выполнения ими части своих трудовых обязанностей торговать на городских рынках, где реализовывалась колхозная продукция. В обоих случаях речь шла о коллективно произведенной продукции, продаваемой в розничной торговле как продукция с частных земельных наделов. Еще задолго до 1991-1992 гг. колхозы продавали часть своей продукции по ценам "свободного рынка". Поскольку городские власти строили колхозные рынки и сдавали в аренду площади, а соответствующий юридический порядок был закреплен еще в 1935 г. в Уставе колхоза, удивляет, сколь часто эта деятельность на свободном рынке воспринималась как нечто запретное.

Если в верном свете рассматривать ошибочную (однофакторную) оценку производительности на частных земельных наделах, принимая во внимание неучет основной массы затрат, несоответствующее действительности распределение продукции и т.д., то можно сделать вывод, что при всей полезности этих наделов они чрезвычайно низкопродуктивны. По вопросу о неприемлемости использования изолированных данных по частным наделам для оценки их эффективности я уже выступал². Но эта позиция почти никогда не находила отражения ни в общественных, ни в профессиональных дискуссиях. Систематический неучет указанных факторов создает сильное предубеждение против коллективного сельского хозяйства, ведет к завышению затрат любого рода и недооценке выхода некоторых видов продукции во всех аграрных системах советского типа.

Ф.Прайор нашел частичное решение этой проблемы, когда рассматривал колхоз и частные земельные наделы как составляющие единой системы и рассчитывал выход продукции и производительность для всего аграрного сектора³. Такой подход, бесспорно, шаг вперед, но автор все же не учитывает следующее: во-первых, широкий спектр несельскохозяйственных услуг (в частности, медицинских, в области образования, транспортных), производимых в рамках аграрного сектора, не причисляется к сельскохозяйственному производству, а потому его уровень при соотнесении с затратами оказывается заниженным; во-вторых, затраты труда и другие виды затрат на эти внеаграрные цели учитываются как аграрные и поэтому формальный уровень производительности здесь ниже, чем на самом деле.

Доказательства "неэффективности",
не подтвержденные фактами

Попытки измерить эффективность аграрного сектора основываются на грубом статистическом агрегировании, которое одновременно упускает из виду весь комплекс социально-культурных услуг и допускает неверную оценку как производственных результатов, так и затрат на общественную и частную доли коллективного сельского хозяйства. Систематический неучет этих затрат и этой деятельности (которые в капиталистическом сельском хозяйстве являются внешними при исчислении производственных затрат, но обычно вмонтированы в издержки любого коллективного хозяйства советского типа) ведет к завышению затрат (всех видов) и недооценке выхода продукции (некоторых видов) во всех аграрных системах советского типа. К тому же, если добиваться точного сопоставления с западноевропейским сельским хозяйством, то следует иметь в виду, что там трудовые затраты в значительной мере недооцениваются в связи с неучетом труда членов семьи.

Систематическая неэффективность сельского хозяйства советского типа в действительности являлась результатом политических (принимаемых на макроуровне) решений по достижению продовольственной самообеспеченности. Подобный подход был обусловлен специфической политической ситуацией и порождал особого рода неэффективность, которая не являлась результатом дисфункции производства (на микроуровне).

Так как для достижения самообеспечения используются малопригодные земли или разводятся не подходящие в климатическом отношении культуры, выход продукции на единицу затрат падает ниже уровня, которого можно было бы добиться в иной ситуации. Потери эффективности по той же причине имеют место и в промышленности, когда производство продукции, отягощенное теми или иными обстоятельствами (связанными, например, с обеспеченностью ресурсами, степенью доступа к рынкам мировых технологий или его отсутствием), снижало зримую эффективность предприятия и системы, но не являлось показателем функциональной неэффективности.

"Крестьянская психология"
и реальность коллективного хозяйства

Распространенное убеждение, что в коллективном сельском хозяйстве работники ленивы, а трудовые навыки стихийны, проистекает некоторым образом из опыта постколлективизационного периода и больше опирается на устаревшие положения о "крестьянском" сельском хозяйстве. Утверждается, что индивидуалистично настроенные крестьяне-собственники не склонны участвовать в какой бы то ни было деятельности, непосредственно не связанной с их земельным наделом, что они не в состоянии сотрудничать друг с другом (стихийно либо по принуждению, т.е. по распоряжению властей) и, следовательно, создают предпосылки для краха кооперативного хозяйства любого типа.

Проблемы морали и трудовых усилий действительно существовали, не все колхозы работали хорошо, но эти проблемы в наименьшей степени следует соотносить с реальностью современного колхоза советского типа. Это объясняется тремя причинами:

во-первых, высокий уровень механизации делает усилия работника в высшей степени видимыми;

во-вторых, довольно высокие доходы в коллективном хозяйстве (благодаря высокой производительности при наличии благоприятных закупочных цен) и короткий рабочий день (благодаря специализации задач, ротации ответственности и бюрократизации в сочетании с резко возросшей технической компетенцией управленцев) сделали труд на приусадебном участке менее значимым и предоставили "свободное" время для работы на нем ради получения дохода, необходимого для покупки дорогостоящих товаров (мотоциклов, автомобилей и т.п.);

в-третьих, так как семейный труд на своем участке интегрирован в коллективную сельскохозяйственную систему (что обеспечивалось в большой мере прямой поддержкой со стороны коллективного хозяйства), желательной стала хорошая репутация в коллективе.

В некоторых странах участие в семейной обработке надела оговаривалось достижением приемлемой производительности труда в коллективном хозяйстве. В других странах возможность трудиться на приусадебном участке обусловливалась полной занятостью в какой-либо сфере обобществленного сектора экономики, и таким образом упреждалось формирование категории работников, полностью занятых на приусадебном участке (до достижения ими пенсионного возраста).

Среди западных исследователей утвердилось представление о посредственной, хотя и более высокой, чем в СССР, эффективности сельского хозяйства в странах Восточной Европы. Такое мнение базировалось на статистике раннего постколлективизационного периода, причем статистические данные, как правило, анализировались исходя из простого и всегда обманчивого расчета урожая на единицу площади. Несмотря на методологическую и концептуальную слабость такого рода доказательств, выводы, которые они подкрепляли, все же были приемлемы в начале и середине 60-х годов. Тогда все еще сказывался разрушительный эффект коллективизации в СССР, но в полной мере не проявились результаты (собираемые урожаи и моральные факторы) сочетания широкой механизации и профессионализации управления хозяйствами. К 80-м годам стало ясно, что коллективное хозяйство советского типа было по меньшей мере жизнеспособной формой сельскохозяйственной организации.

(Окончание в следующем номере)

¹Mc Intyre R. The Phantom of the Transition: Privatization of Agriculture in the Former Soviet Union and Eastern Europe//Comparative Economic Studies. - 1992. - Vol.34. - № 3-4. C.83.
²Mc Intyre R. The Small Enterprise and Agricalture Initiatives in Bulgaria: Institutional Invention without Reform// Soviet Studies. - 1988. - Vol.40. - № 4. C.609-613.
³Pryor F. The Red and the Green: The Rise and Fall of Collective Agriculture in Marxist Regimes. - Princeton, Princeton University Press, 1992.