Встреча в редакции

8 июня 1999 г. редакцию журнала посетил известный американский экономист, председатель совета директоров ЭКААР-США профессор Техасского университета Джеймс Кеннет Гэлбрейт. На встрече он поделился своими оценками состояния и перспектив развития мировой экономики
в ближайшие 15-20 лет, роли государства в хозяйственной жизни общества, остановился на проблемах глобализации. Отвечая на вопросы журналистов, гость высказал мнение относительно экономической стратегии для России, места МВФ, Парижского и Лондонского клубов кредиторов в разрешении мирового экономического кризиса и выхода России на траекторию роста.

Экономическая политика измеряется результатами

Перед выступлением профессор Дж. Гэлбрейт подчеркнул, что выражает свое мнение и не предполагает говорить от имени американских экономистов в целом. Он заметил, что экономисты США, высказывавшиеся относительно российских проблем, далеко не во всем были правы. Сейчас то время, когда нужны правильные исторические оценки.

Нужны четкие оценки ситуации

Россия – та страна, в которой со всей очевидностью проявился кризис глобализации. Как известно, Вашингтонский консенсус, оформленный 10 лет назад, включает комплекс мероприятий – дерегулирование экономики, приватизацию госсобственности, сбалансированный бюджет и жесткую монетаристскую политику. Такие действия, по мнению участников консенсуса, непременно должны способствовать экономическому росту не только в России, но и в странах Азии, подтягивая их до уровня развития европейских государств и США. А это как раз то, что на деле не получилось.

Любой пример мощного экономического развития, будь то восстановление экономики Японии, Западной Европы и Южной Кореи после войны или Китая после 1979 г., основывается на гораздо более сложном сочетании государственного планирования и управления, контроля над внешней средой, создании стабильных политических и экономических условий. На этом пути в отличие от политики Вашингтонского консенсуса удалось достичь больших позитивных результатов.

А теперь несколько слов об опыте России.

Она, вероятно, столкнулась с самыми трудными проблемами переходного периода. Во-первых, отсутствовала сильная диаспора за пределами страны, которая могла бы, как это было в Китае, способствовать своими инвестициями экономическому росту. Во-вторых, основы инфраструктуры рынка и частного предпринимательства только начали создаваться, но отсутствовали переходные институты и механизмы, которые призваны, например, формировать развитый банковский сектор. Оглядываясь назад, можно констатировать: эти структуры нужно строить очень осторожно. Институты рынка не могут возникнуть из ничего. И это, мне кажется, остается основной проблемой, если не считать, что нулевая точка отсчета для дальнейшего развития стала еще более трудной.

Опыт последних 10 лет можно рассматривать как пробный период, когда проходили проверку идеи отдельных лиц, которые и в России, и на Западе пользуются огромным влиянием. В частности идеи британского премьера Тэтчер и президента США Рейгана. А если говорить о Вашингтонском консенсусе, то он явился продолжением философии рейгановской администрации. Отличие лишь в том, что в США политика Рейгана никогда не была полностью реализована. У него была сильная риторика, но не было сильного правительства.

В те годы я работал в аппарате Конгресса США и изнутри видел отрицательные последствия рейгановской политики. Когда ее ошибки стали очевидными, произошла быстрая корректировка экономического курса на всех важнейших направлениях. Почти по всем экстремальным по своему характеру аспектам наблюдалось отступление в сторону более прагматической деятельности.

Реформы, проводившиеся в России, дали в основном отрицательные результаты. Между тем их архитекторы продолжали утверждать, что сделано еще недостаточно. Хотя на определенном этапе уже нужно было сказать: “Хватит! Пора остановиться!” Ведь та или иная политика испытывается не тем, что она обещает в далеком будущем, а тем, насколько обеспечивает текущий устойчивый рост.

Государство и экономика

Если брать нормальные условия, а не нынешнее кризисное состояние России, то общая формула такова: в капиталистическом обществе экономика обычно функционирует успешно, если государство контролирует около 50% ВВП. В частности, в США доля государственных расходов в ВВП колеблется от 30 до 50%, не считая пенсионные и другие социальные выплаты. Поэтому представление о том, что участие государства противоречит нормальной жизнедеятельности современной рыночной экономики, не соответствует действительности. В условиях кризиса, когда требуются активные действия, инициатива всегда исходит от государства. Когда утверждают, что его роль должна быть сведена к минимуму, то это идеологический постулат, который лишен научной основы.

В долговременной перспективе роль государства еще больше увеличивается. Оно призвано создавать институты, способствующие экономическому росту. Речь идет о регулировании предпринимательской деятельности, уровне заработной платы, экологии, судопроизводстве, т.е. его основные функции – обеспечение нормального функционирования экономической инфраструктуры и всех аспектов, связанных с подготовкой рабочей силы. При благоприятном и успешном развитии экономики, как, например, в Китае, в этом деле участвуют и негосударственные организации, причем в рамках долговременной государственной политики.

Полезен ли опыт Китая сегодняшней России? Безусловно, да. Я думаю, что он во многом схож с длительными периодами успешного развития Японии. И свидетельством тому два фактора.

Первое. Этот опыт – во многом кейнсианское явление, которое основано на быстром и стабильном росте общественного спроса, покупательной способности населения. В Китае данный процесс происходил в конце 70-х – начале 80-х годов. Начался он в сельском хозяйстве, затем был перенесен на жилищное строительство, инфраструктуру, создание прибрежных открытых экономических зон. Второе. Китайская стратегия реализовывалась в условиях относительно закрытой экономики, где можно было обеспечить жесткий контроль за перемещением валюты и капиталов через границу. Эти обстоятельства нужно иметь в виду при оценке китайского опыта.

В России гораздо более широкая ресурсная база, сильная экспортная ориентация ряда отраслей и, следовательно, особую актуальность представляет контроль за использованием ресурсов. Важен также вопрос подхода к рынку капитала после того, как он открывается во вне. Немалой проблемой для России является и ее высокая внешняя задолженность.

В некоторых аспектах Россия сегодня скорее похожа на страны Латинской Америки, прежде всего с точки зрения сопоставления опыта недавнего прошлого. Об этом же мне говорили и китайские специалисты, которые с большой пользой для себя изучали ситуацию в Бразилии.

Важна и такая деталь. В китайском Госплане, где я работал советником в 1994- 1997 гг., внимательно изучали все возможные направления экономического развития, основанные на разных теориях. Ни один проект не отклонялся, что называется, с порога. Это очень важная черта китайского механизма принятия решений. Я приехал в Пекин в 1993 г. спустя четыре года после событий на площади Тяньянмынь. Урок, который извлекли китайские руководители из этой трагедии, был один: нельзя допустить, чтобы она повторилась. Историческая память, связанная с культурной революцией, произошедшей 25 лет назад, для большинства китайских руководителей также была окрашена антипатией, неприятием того, что можно назвать мессианской революционностью. Поразительно, что все связанное с макроэкономическим контролем, имело очень широкий, открытый характер. В дискуссии участвовали все экономические институты и представители всех направлений экономической мысли, в том числе государственные организации, Центральный банк. Разумеется, рассматривалась и неолиберальная концепция развития российского (гайдаровского) типа. Но в условиях свободного, всестороннего обсуждения, какое проходило в Китае, такая концепция не могла восторжествовать, ее отрицательные стороны были очевидны.

Если же говорить о России, то для нее сегодня характерны богатые ресурсы и большое неравенство различных слоев населения по доходам. С одной стороны, небольшая полностью интегрированная с Западом группа людей контролирует основные потоки капитала и, с другой, – огромная масса бедных. Это скорее похоже на Бразилию, чем на Китай. В последнем хотя уровень жизни невысок, причем для всех слоев населения, но благосостояние народа из года в год растет. Это я видел с каждым своим приездом. В сотрудничестве между правительством и населением заключены элементы “кадаризма”, т.е. курса, который проводил венгерский лидер Янош Кадар.

Экономическая стратегия для России

Основной принцип управления экономикой: если дела идут плохо, то нужно менять курс, а если хорошо, принятую линию нужно развивать дальше.

С этой точки зрения вся политика в России до августа 1998 г. была кошмарной. Аргументы в пользу возврата к прежней политике напоминают аргументы теологического свойства, т. е. нужно, мол, верить, что над головой есть небеса, а нас в конечном счете ждет рай. Но вопросы, связанные с раем, следовало бы оставить церкви, а экономисты должны заниматься каждодневным улучшением ситуации. Старая метафора, которую использовал еще Кейнс, – экономисты, как зубные врачи, должны быть полезны каждый день, а не заниматься спасением мира.

За год, прошедший после августовского кризиса, в России наступило некоторое улучшение социально-экономической ситуации. Наметился рост промышленного производства. Это связано с тем, что удалось частично погасить просроченные обязательства по выплате заработной платы и пенсиям, произошло частичное импортозамещение. Но это только начало. Теперь следует подумать, как продолжить строительство на этом фундаменте. По мере того как идет процесс оживления, появились новые проблемы, которые придется преодолевать. Одна из них связана с повышением валютного курса в реальной экономике.

Если вы осуществляете стратегию роста, не подкрепив это соответствующим институциональным развитием (я не говорю о реформах, понятие которых уже извращено), то такой курс неизбежно обречен на провал. Нужно согласованно заниматься сразу обоими аспектами. Это сродни известной проблеме первичности курицы и яйца. Существует точка зрения, что сначала деформированную российскую экономику нужно сделать нормальной, а уже затем переходить к рациональной макроэкономической политике. Другие специалисты с таким же упорством доказывают, что изменения следует начинать с макроэкономического уровня, а затем уже переходить на низшие этажи управления. На самом деле данные вопросы надо решать комплексно, не отрывая один от другого.

Хотел бы заметить следующее. Приоритет следует отдавать тому, что способно дать быстрый положительный результат. Например, сельскохозяйственные реформы в Китае позволили в короткий срок насытить рынок продовольственных товаров. Если бы этого не было, а людям только пообещали бы успех через 10 лет, то кто бы в это поверил? А так были достижения, и население поддержало новый курс.

Современная “экономическая медицина” кейнсианского типа такова: принимайте лекарство, которое снимает боль, и вы обязательно поправитесь. Боль нельзя терпеть, ее нужно подавлять, иногда применить и хирургический способ. К несчастью, все это игнорируется экономической политикой неолиберального направления.

О кредитах МВФ

Когда говорят о помощи МВФ, то уже в этом термине заложено противоречие. Как я понимаю, нынешняя российская политика заключается в том, чтобы использовать новые иностранные кредиты для оплаты предшествующих. Тогда возникает вопрос, а какие же ресурсы остаются для дальнейшего экономического развития.

Здесь необходима историческая справка. После первой мировой войны не было принято решения о погашении долгов союзников Соединенным Штатам. Они были привязаны к репарациям с Германии, которые на деле не могли быть выплачены. Во многом поэтому весь межвоенный период (20 – 30-е годы) мировая экономика переживала период стагнации, а связанный с этим политический коллапс в Европе привел ко второй мировой войне. После нее долг союзников Америке был сразу же ликвидирован. И поэтому не было давления на Германию, чтобы та выплачивала репарации западным союзникам, которым оказывалась безвозмездная помощь по линии плана Маршалла. Все это и создало финансовую основу для экономического восстановления Европы после войны.

Что касается России, то сейчас завершился период, начатый в 1917 г., но его финансовые последствия не были отрегулированы. Например, до сих пор остаются советские долги, которые являются тяжелым бременем для российской экономики. Кроме того, существуют долги, связанные с возрождением России. И то, что МВФ рассматривает Россию как одну из развивающихся стран, которой следует сбалансировать свой бюджет путем повышения налогов, мне представляется колоссальной ошибкой стратегического мышления.

В какой-то мере это начинают признавать и в США, главным образом во Всемирном банке, вице-президент которого Дж. Стиглиц высказывается за пересмотр такого подхода. Важно, чтобы Россия твердо уяснила: для достижения успеха при данных обстоятельствах нужно занять ясную позицию в переговорном процессе. А это трудное дело. Речь идет о жесткой позиции, в результате которой у партнера по переговорам не должно быть пространства для маневра.

Я впервые обнаружил эту особенность тактики в 1989 г., когда побывал в Бразилии в качестве гостя от имени госдепартамента США. Накануне отъезда домой со мной встретился бразильский журналист, который опубликовал нашу беседу в крупной бразильской газете под броским заголовком “Можно перестать платить долги, не опасаясь последствий”. Я стал в короткий срок столь же знаменит, как Майкл Джексон. Потом выяснилось, что в Вашингтоне сами были заинтересованы в том, чтобы Бразилия заняла более жесткую позицию, так как это помогло бы правительству США списать ее долги. Так оно и получилось.

В российских условиях можно придерживаться той же тактики. Не надо обвинять Госдуму, коммунистов, а занять четкую, жесткую позицию в переговорном процессе.

О крупном долге России в МВФ говорят как о непокрытом обязательстве. Поэтому инвесторы, которые смотрят в сторону России, не могут быть уверены, что их новые кредиты будут оплачены. В этом и состоит основное препятствие для долгосрочных капиталовложений. Для того чтобы инвестиционный климат улучшился, нужно списать значительную часть старого долга. Если долг велик, то есть опасность, что правительство России начнет облагать налогами новые инвестиции, чтобы расплатиться за прежние кредиты. В этом суть переговоров, которые Россия ведет с Лондонским клубом. Кредиторы клуба ждут очередного транша из МВФ, чтобы облегчить заключение соглашения о сокращении советского долга.

Что касается общей оценки деятельности МВФ, то мое мнение таково: его стратегия перед лицом кризиса нежизнеспособна. И это вопрос, который должны поднять страны – члены Фонда. Он не должен представлять интересы небольшой группы кредиторов. Необходимы финансовые институты, которые несли бы ответственность за результаты своей работы. А МВФ стал печально известен тем, что повторяет одни и те же рецепты, хотя предписываемая им политика вновь и вновь терпит крах. Фактически получается, что он не отвечает за результаты того, что предлагает.

В то же время в мире существуют и успешно работают другие финансовые и банковские центры. К ним, в частности, относится Федеральная резервная система США, которая проводит политику стабильных процентных ставок, полной занятости, т.е. ведет линию на практическое кейнсианство, хотя открыто об этом и не говорится. Показателем этого служит низкий уровень безработицы в США – всего 4%, что в 2,5 раза ниже, чем в Германии.

В азиатских странах было предложение, которое выработано в сотрудничестве с минфином Японии, о создании регионального финансового института для преодоления последствий банковского кризиса. Идея заключалась в том, чтобы нести ответственность за результаты политики, проводимой в регионе.

Одним словом, сегодня ощущается острая необходимость практической децентрализации международной финансовой ответственности. Следует реформировать международные финансы.

Перспективы экономики XXI в.

Нынешнее развитие мировой экономики во многом обусловливает конфликт между идеологией и реальностью. На мой взгляд, мы все еще находимся в тисках идеологии глобализированного свободного рынка, что и привело к глубоким экономическим кризисам в России, в ряде стран Азии и Латинской Америке. И в то же время у нас есть перед глазами пример практического успеха. Это – Соединенные Штаты, благополучие которых основано на практическом кейнсианстве. Суть этой политики состоит в следующем:

постоянный рост заработной платы;

расширение доступа к кредитам мелким предпринимателям;

низкий и стабильный уровень процентных ставок;

увеличение объема субсидий для населения с низким уровнем доходов;

повышение расходов на уровне местных и региональных органов государственного управления, в том числе на транспорт, систему образования, расширение системы здравоохранения.

Все это создало пример экономики с полной занятостью, хотя еще в начале 90-х годов во времена президентства Рейгана направление политики было диаметрально противоположным. Иными словами, есть пример успешной хозяйственной политики. Она должна базироваться на росте жизненного уровня низших слоев общества, и этот кумулятивный процесс создает атмосферу доверия между правительством и населением. Налицо огромная пропасть между этой реальностью, идеологией свободного рынка и глобальными процессами.

У меня не слишком оптимистичная точка зрения на перспективы мирового развития в ближайшие 15 – 20 лет. Но считаю полезным обозначить успешный пример этого развития и рассказать на чем он базируется.

Если же сравнивать ситуацию в Китае и США, то, как это ни покажется странным, я не вижу большой разницы в методах развития. Отличие лишь в том, что Соединенные Штаты живут в условиях открытой экономики, они могут не только поглощать капитал извне, но и вывозить его в другие страны, а в КНР как более бедной стране должен быть жесткий контроль по всем направлениям. Сходство же в том, что в обеих странах, во-первых, нет большого разрыва в социальном положении различных слоев общества, во-вторых, проводится экономическая политика роста. Правда, в последние годы в Китае неравенство различных групп населения стало увеличиваться.

Проблемы глобализации

Нужно осторожно подходить к определению  “ глобализация”. В развитии этого процесса был прагматический период, который заключался в интеграции ряда экономик стран Азиатско-Тихоокеанского региона и вовлечения их в американскую сферу торговли. Например, в программе развития Южной Кореи был раздел о мощном росте уровня доходов населения. Страна стала более демократичной, развился средний класс. Аналогичные позиции были и в правительственных программах Тайваня, затем этот процесс распространился на другие страны Юго-Восточной Азии, хотя и без столь значительной диверсификации промышленного производства, как в Южной Корее. А в 90-х годах мы стали свидетелями процесса, который определяется общей либерализацией, что связано с поступлением краткосрочных кредитов, развитием мелких локальных рынков акций. А эти явления по своей природе очень неустойчивы. Мне представляется, что кризис в Азии это не отрицание самой глобализации, а последствия поспешной глобальной либерализации.

Самое главное – страна должна контролировать движение капиталов. Это – суверенное право государства, чему, конечно, всегда сопротивляются представители финансовых центров. Но уже доказано, что если вы хотите добиться стабильного развития в течение длительного периода, нельзя идти на полную свободу краткосрочных капиталов. А то, что случилось в 1997 г. в азиатских странах, объясняется именно такой свободой.

Есть и другой аспект глобализации. Он связан с тем, что она трагична для экономически малых стран. Разумеется, это не относится к Европе. То, что Европа не может добиться полной занятости трудоспособного населения, это ее собственный провал и не нужно сваливать всю вину на Сингапур.