50 ЛЕТ ПОБЕДЫ

ГЕОРГИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ ЖУКОВ

Жизнь этого человека давно уже стала легендой. Его имя неразрывно связано с нашей Победой в Великой Отечественной войне, навеки вписано в историю разработки и проведения крупнейших боевых операций Красной Армии. Как свидетельствуют ветераны, одно только имя Маршала Победы, поднимало в атаку цепи бойцов, звало их на подвиги во имя Родины.

Увы,  не миновали судьбу маршала и черные страницы, незаслуженная опала,   настойчивые попытки  вы черкнуть его имя из истории. Но никогда не забывала его память народная. И справедливость, в конце концов, восторжествовала.  В эти майские дни 50-летия Победы в Москве, на Манежной площади, наконец-то открыт па АяпЫик Г.К.Жукову,  А  несколькими годами раньше по явился скромный памятник Маршалу Жукову и в центре Н .Новгорода, на Ошарской площади.  И всегда у подножия этого памятника свежие цветы.

Время неумолимо. С каждым годом, уходит из жизни поколение солдат Великой Отечественной войны. Все меньше остается людей, которые лично знали Жукова. И тем. большую ценность приобретают живые свидетельства очевидцев, некоторые из которых мы сегодня предлагаем вашему вниманию.

 

ВОКРУГ ЖУКОВА

(Рассказы, слышанные в народе)

Виктор ДРОБОТОВ

ИКОНА

 

Под Сталинградом это было, в разгар немецкого наступления со стороны Дона. Наши войска держались на Дону, сколько могли, но уже кровью стали истекать. Нет больше сил держаться: кто в окружение попал в степи между Доном и Волгой, кто погиб в мясорубке. Л кто остался живым, к городу начали отходить. А немцы наседают, уже к. Волге вышли, и город вот-вот захватят.

В Москву пошли тревожные телеграммы: стоим, но нe уверены, что удержим...

Сталин вызвал с Западного фронта Жукова:

- Надо спасать!

Жуков ознакомился с обстановкой, донесениями штабов и предложил Ставке свой план: организовать отвлекающий удар по немцам с северной, степной стороны, чтобы сталинградцы успели подготовиться к обороне.

Сталин согласился с этим планом. Жуков - на самолет, и в сталинградские степи.

А тут неразбериха, войска смешались, командиры иные за Волгу уходить намерились: потом, мол, соберемся с силами, отберем город назад у немцев. Были такие настроения, что уж тут скрывать.

-  А что солдаты думают? - спрашивает Жуков. - Вы с ними говорили?

Молчат...

-  Прошу следовать за мной! - распорядился Жуков, глянул строго на генерала, командующего группой, и приказал: - На передовую!..

Пришли в боевые порядки одного стрелкового полка. Командир полка, знамо дело, - в струнку, с докладом, а Жуков смотрит мимо него, и такое у него в лице удивление, что все, кто был возле него, заволновались: да что он там высмотрел, чего мы не видим?

А увидел Жуков иконку на позиции пулеметного расчета. Солдаты в траншее готовились к бою, а Пресвятая Богородица смотрела на них с иконы, прилаженной к горке свежей глинистой земли, и главное в этом было то, что солдаты, выставив над окопом икону Божьей матери, по старой русской православной традиции верили: Пресвятая Богородица защитит их и поможет им в бою побороть врагов России.

Командир полка, командир дивизии кинулись, было, извиняться:

Вышло недоразумение, товарищ представитель Ставки Верховного Главнокомандования. Замполит просмотрел. Мы сейчас наведем порядок, товарищ генерал армии...

Жуков глянул на того и другого, махнул рукой, как делают, когда человеку бесполезно что-то говорить, если у него нет чутья, и только с горечью обронил:

-  Эх_; вы...

И пошел к солдатам. Командир пулеметного расчета, пожилой сержант, сразу сообразил, что привлекло начальство, но не сдрейфил и икону не убрал. Замполит кинулся к брустверу.

-  Не трожьте! - резко сказал Жуков.

-  Откуда у вас это чудо? - мягко спросил у сержанта. - Где взяли?

-  А из дома, товарищ генерал. Воронежский я, из деревни  Тимонинской,   -  степенно  ответил  сержант.   -   Она святая, иконка-то. Мы с женою к церкви были перед моими проводами,  и батюшка освятил ее.  Мы же православные люди...  Да и товарищ  Сталин  церкви разрешил  открыть.

-  Не оправдывайся, сержант, - сказал Жуков. - Это ты нас всех прости. Но вопрос хочу тебе задать.

-  Спрашивайте, - говорит сержант.

-  С какой целью вы икону перед окопами выставили?

-  Как же... С Божьей помощью стоять нам тут выпало за Россию. Отступать больше некуда, вот она, Волга. Выстоим, а там с Божьей помощью и наступать пойдем, -отвечает сержант, и каждое слово у него твердое, уверенное.

Жуков шагнул к сержанту и с чувством пожал крестьянскую руку:

-  Спасибо, сержант.

И обернулся к начальству:

Великое дело -  вера!   На  вере   Русь испокон  века стояла, а вы... "вышло недоразумение"...

В ноябре, перед началом великого победного контрнаступления под Сталинградом, замысел которого был предложен им, Жуков вспомнил этот солдатский окоп в степи с иконкой Пресвятой Богородицы на бруствере. Вспомнил и, когда землю сотряс первый залп мощной артподготовки, негромко сказал:

- Ну, с Богом...

Православный был человек, Георгий Константинович, хоть и партийный. Русский был не только по национальности - по духу. А русские люди многие: в кармане - партбилет, а в душе - Бог, Христос Спаситель, Пресвятая Богородица - покровительница России. Тем и живы: были и будем!

 

ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Эта история произошла в штабе одного из фронтов, командование которым по распоряжению Сталина незадолго до этого принял Жуков. Много всяких дел сразу навалилось на Георгия Константиновича - от забот, как организовать взаимодействие огромной массы войск, до всяких мелочей: как обуть солдат в лютые морозы, чем кормить пленных немцев или где взять дрова для отопления и солдатских землянок, и опять же помещений для пленных.

Среди прочих была и эта обыденная, вроде бы простенькая мелочь, может быть, и не долженствовавшая беспокоить, а тем более волновать командующего фронтом: стенографистка-машинистка для Военного совета. Прежняя выбыла по семейным обстоятельствам, и на ее место старший адъютант Жукова - полковник, прибывший из Москвы - предложил свою жену, тоже приехавшую с ним в штаб фронта.

Георгий Константинович, узнав об этом в разговоре с одним из членов Военного совета, нахмурился:

-  Жен не следует таскать за собой на фронте, - грубовато сказал он. - Солдаты и без того зло иронизируют над штабниками.

-  Но она квалифицированная машинистка, - возразил член Военного совета,  который,  не ожидая такой категоричности Жукова в отношении своего адъютанта, уже дал согласие взять на работу его жену.

- Что ж, на жене адъютанта свет клином сошелся? - усмехнулся Георгий Константинович.

- Ну, все-таки... опыт,  и потом - она проверена ведомством  Берии, привел самый  веский довод один  из присутствующих.

- Ладно, я поговорю с адъютантом сам, - сказал Георгий Константинович и поморщился. Неприятно все это было ему: возня на личной почве, да где?! На фронте. Но и на войне каждый человек оставался самим собой, только она высвечивала его беспощаднее, чем просто жизнь...

* * *

-  Знаете, полковник, я не могу забыть одного случая, - деликатно начал разговор Георгий Константинович, хотя в общем-то деликатностью не отличался,  характер был у него жесткий. - Было это в сорок втором, в августе. Мы с Москаленко поехали тогда на передовую  и  под хутором Вертячим, на Дону,  встретили вышедшую  из окружения часть.  Остатки ее - это вернее.  Сама часть была разбита немцами за Доном. Но это была все же часть, полк был жив: они спасли знамя, - Жуков взглянул на адъютанта и продолжал:

-  Командир полка, майор, весь с головы до ног мокрый - только что он и горстка его солдат переплыли через Дон, - подходит ко мне и докладывает: полк из окружения вывел со знаменем. И разворачивает мокрое знамя. Оно повидало много в боях, при выносе из окружения, разлохматилось, порвалось, но это было боевое знамя! Сохраненная святыня и сохраненная честь полка, его командиров и солдат, живых и мертвых, ибо живые, бывает, позорят своими поступками и мертвых. Надеюсь, вы понимаете, полковник, что это значит - честь командира?

Адъютант молчал, и ничего на лице его не отражалось. Оно было какое-то пустое.

-   Спрашиваю командира полка:  кто вынес знамя?  -продолжал  Георгий  Константинович.-  Майор  отвечает,   я сам, товарищ генерал. А рядом стоят его солдаты в изодранных гимнастерках, усталые, перенесшие адские муки, .-они слушают майора, своего командира, и опустили головы. В чем, думаю, дело? Говорю майору: дайте сюда знамя.  Веру из его рук и вижу, как один солдат, молоденький,   в   обмотках,   жадно   провожает   знамя   глазами,    и столько в них благоговения и вместе с тем недоумения, что я понял: что-то тут не так, как докладывает майор.  Подхожу к солдатам, спрашиваю: "Кто спас знамя?" Молчат. Тогда подходит ко мне. майор и говорит, побледнев: "Знамя   вынес  рядовой..." оказалось, тот  молоденький солдат в обмотках.   "Простите меня,   товарищ  генерал..." Как думаете, полковник, можно было его простить?

Так он же честно  признался,  товарищ командующий! - искренне удивился адъютант.

Жуков бросил на него жесткий взгляд и сказал:

-  Значит, за это ему и спасибо? Честно признался, но ведь честь потерял! Спасибо тебе, майор? . Потерял честь! Вы это понимаете, полковник? Я прощу, я генерал, а солдаты? Честь потерять легко, а как вернешь? Солдаты - народ, и он в вопросах нашей чести очень строг, полковник...

Жуков помолчал, огорчился, что ничего так, и не понял его собеседник, и досадливо упрекнул: - А вы... жену машинисткой в штаб привезли.

Полковник молчал, и не было в его лице ни стыда, ни даже смущения. Кинул взгляд на Жукова исподлобья.

-  Советую вам отправить жену назад в Москву, - тоном   приказа  сказал   Георгий   Константинович: с  такими людьми душевные беседы бесполезны.

Адъютант  по-прежнему молчал,   и  было  видно,   как ущемлено его самолюбие.

- Идите,  - уже хмуро и с какой-то безнадежностью бросил Георгий Константинович.

* * *

Расстроился Георгий Константинович после разговора со своим адъютантом - вопросы чести его всегда волновали, он презирал офицеров, которые не дорожили ею, и, если это было в его власти, отстранял от командования, а в некоторых случаях и разжаловал, в науку другим.

Однако переживать было «некогда, его ждали тяжко складывавшиеся дела фронта. По он не мог и подумать, какое неожиданное продолжение получит этот тягостный личный разговор...

* * *

Стенографистку-машинистку в Военный совет фронта взяли по рекомендации Жукова. Это была уже немолодая женщина, интеллигентная, молчаливая;  ничем не обращавшая на себя, внимание. Некогда, до войны, Клавдия Сергеевна - подлинное имя у нее другое - работала машинисткой в штабе войск на Дальнем Востоке, потом в Генеральном штабе. Работала быстро, грамотно, надежно, и человеком Клавдия Сергеевна была надежным. Георгий Константинович это знал еще с Халхин-Гола. Была скромна, не кичилась, что приближена к генералитету.

У таких женщин обычно грустно складывается жизнь: они одиноки, обделены женским счастьем.

Клавдия Сергеевна была исключением: она любила человека, работавшего рядом с нею. Сложилась счастливая семья. Но в одной из поездок на передовую муж ее был убит, и с того дня Клавдия Сергеевна, казалось, не жила, а несла тяжкий крест. Жизнь для нее померкла, и счастьем стала только работа.

Такую вот женщину рекомендовал Георгий Константинович машинисткой Военного совета. А через две недели, утром, ему докладывают: Клавдия Сергеевна арестована особым отделом - немецкая шпионка.

В тот же день был очередной разговор по телефону с Верховным о положении на фронте. Сталин глухо спросил:

-  Какие перемены?

-  Пока никаких. Немцы остановились. Пленные показывают: идет подготовка к последнему броску.

-  Вы уверены, что они нас не опередят?

-  План, согласованный с вами, выполняется. Доложу позже, товарищ Сталин, - голос Жукова стал тверже.

-  А что у вас там за история с машинисткой? Берия мне докладывает:   вы   проявили  халатность,   допустили  в свой штаб вражеского агента.   Говорит,  вы сами ее рекомендовали...

Кровь прилила к лицу Георгия Константиновича: человеческая подлость бьет всегда неожиданно. Полковник, его личный адъютант, из-за жены стал "стукачом". Берия любит такую "клубничку", а Сталин ему поверит, и полетит, мол, голова у генерала, доброжелателя Клавдии Сергеевны. Пусть, дескать, оба изведают сталинской "ласки".

Молчание нарушил Сталин:

-  Берия говорит, она призналась...

Георгий Константинович мог оправдаться: мол, каждому человеку в душу не влезешь, поверил таким-то, раз-

берусь. История, мол, неприятная; каюсь, но найдем ви' новных и накажем... Сколько было на фронте таких генералов, Жуков сталкивался с ними: прохлопает, влипнет в неприятность, а вину валит на подчиненного, от друга открещивается, чтобы себя только спасти...

Он чувствовал напряженное ожидание Сталина и ответил твердо:

-   За Клавдию  Сергеевну я  ручаюсь  своей  головой, товарищ Сталин. - И добавил.  - Не знаю,  какие доводы имеет товарищ Берия,  но мне Клавдия Сергеевна хорошо знакома,  и обвинение против нее - это обвинение против меня. Кому верить, решайте вы, товарищ Сталин: мне или клеветническому доносу моего адъютанта. Я ведь знаю, откуда ветер...

Сталин, выслушав Жукова, видимо, был удивлен напористым сопротивлением: из-за какой-то машинистки... Но молчал, ждал, и Жуков повторил:

-  Я отвечаю головой: арест этого человека - ошибка, товарищ Сталин, мелкая личная месть мне.

Сталин, наконец, среагировал, и голос его был неожиданно невозмутим:

-  Смотрите, товарищ Жуков,  не легко ли ручаетесь головой? Ее ведь недолго и потерять.

-  Я это знаю, - сказал Георгий Константинович, чуть понизив голос.

В тот же час он написал на имя Сталина лично подробное объяснение и направил с ним в Москву доверенного человека.

Клавдию Сергеевну через несколько дней освободили из-под ареста. Начальника особого отдела сняли, и он куда-то исчез, как и полковник-адъютант, сочинивший донос. Бывало и так, когда доносчики вместо злорадного торжества пропадали, не оставив и следа...

* * *

История с Клавдией Сергеевной неожиданно воскресла после смерти Сталина, когда Хрущев поручил Жукову возглавить операцию по аресту Берии. Сидя под охраной в ожидании своей участи, Берия блеснул из-под очков злыми глазами на Жукова:

- Машинистку мне не простил...

Жуков посмотрел на него и смолчал. И столько было презрения в этом молчании! Будто и сейчас тот взгляд его предостерегает нас: думайте, кому доверяете Россию, Отечество наше и себя...