Поиск новых методов
управления экономикой
В 1921 г. в России был принят ряд решений,
ознаменовавших переход от политики военного
коммунизма и продразверстки к новой
экономической политике. Оценивая эти документы, академик
Л.Абалкин
отметил, что факт создания Госплана и начала
новой экономической политики в России выходит за
пределы примитивной постановки вопроса о
сочетании плана и рынка. Они демонстрируют
попытку
России найти широкое, комплексное и масштабное
решение задачи эффективного управления
экономикой страны. Они касаются введения
государственного планирования и его методов,
разработки баланса народного хозяйства,
включающего производство и распределение
продуктов. Одновременно это и проблема
формирования структуры и инфраструктуры рынка,
включая образование трестов, синдикатов,
восстановление Банка России, развитие
кооперации. В результате начался постепенный
переход к свободной торговле и рыночным
инструментам. Во многом удалась и попытка
учреждения концессий, привлечения иностранного
капитала, появилась биржа труда как инструмент
решения сложнейшей для того времени проблемы –
перехода от массовой безработицы к полной
занятости, достигнутой к концу 20-х годов. Другими
словами,
формировалась целостная модель
управления экономикой страны, которая во многом
и предопределила ее будущее. Начальный период становления планирования и
освоения методов новой экономической политики
был нелегким. Он отмечен несколькими кризисами, в
частности кризисом цен. Но все эти проблемы
решались на основе последовательного
экономического роста. В результате к 1926-1927 гг. в
стране полностью восстановлен промышленный
потенциал, имевший 7-кратное разрушение. На
дореволюционный уровень вышли объем
производства в сельском хозяйстве,
производительность труда и реальные доходы
населения. Профессор
С.Дзарасов
подчеркнул, что
НЭП
предвосхитила ту модель экономики, в которой
спонтанность развития сочеталась с регулирующей
деятельностью государства. По его словам,
именно такая, а не модель “невидимой руки рынка”
господствует сегодня в мире. По иронии судьбы мы
были пионерами в том, от чего потом отказались.
Отступая от “военного коммунизма” к рынку,
несмотря на преобладание в России
мелкокрестьянского хозяйства, большевики решили
восстанавливать не устаревшую, а новую,
корпоративную модель рыночных отношений,
регулируемых государством.
По первоначальному
замыслу Госплан был призван не заменять рынок, а
дополнять и корректировать его так, чтобы он
служил достижению народнохозяйственных целей и
пропорций.
В своей аргументации экономисты 20-х
годов предлагали не противопоставлять план и
рынок, а сочетать их, и таким образом
обеспечивать более высокую эффективность
экономики. Они исходили из того, что рынок по
своей природе не стремится к равновесию, а уходит
от него, а потому порождает диспропорции с
тяжелыми экономическими и социальными
последствиями. Равновесие в экономике,
утверждали они, может поддерживаться, а
следовательно,
кризисов можно избежать только
путем регулирования в форме государственного
планирования. Профессор Дзарасов при этом
подчеркнул, что этот порядок вещей соблюдался до
1928 г., пока прогнозно-индикативное планирование
не сменилось директивным. В то время на Западе смеялись над большевиками
за их нелепую, по мнению зарубежных аналитиков,
попытку планирования экономического развития,
потому что капитализм еще оставался в плену
представлений XIX в. Необходимость новой модели
рынка стала доходить до капитанов
капиталистической экономики лишь годы спустя,
когда грянул гром Великой депрессии. Она
показала глубокие пороки чисто рыночной модели.
Под влиянием тяжких последствий кризиса
президент США Рузвельт перешел к своеобразной
новой экономической политике, а Кейнс
теоретически обосновал необходимость
государственного регулирования экономики. После
второй мировой войны почти во всех государствах
под различными названиями возникли аналоги
нашего Госплана, в той или иной степени
выполняющие функции государственного
воздействия на экономику. В 20-е годы Госплан был создан как альтернатива
военному коммунизму, отметил профессор
Г.Попов.
При этом речь шла
об отказе от прямого
административного распределения всего и вся и
внедрении комплекса мер перспективного
регулирования. Для этой цели параллельно с
Госпланом учрежден Госбанк, введены монополия
внешней торговли, конвертируемый червонец и ряд
других инструментов экономической политики. При
этом рынок, который формировался под НЭП,
во-первых, ориентировался на производство,
повышение производительности труда. Во-вторых,
он создавался для удовлетворения потребностей
крестьянства. В итоге продемонстрирован тот тип
роста, когда подъем экономики сопровождался
улучшением благосостояния всего общества. За “круглым столом” неоднократно отмечалось,
что
к разработке нового хозяйственного
механизма привлекались выдающиеся
отечественные ученые-экономисты. В поиске
методов плановой работы активное участие
принимали Кржижановский, Сокольников,
Кондратьев, Юровский, Чаянов, Румилин, Базаров,
Громов и др. Создана школа научной организации
труда, которую возглавили Гастев и Керженцев. К
сожалению, этот период оказался недолгим. В 1929 г.,
за 20 лет до трагической дискуссии 1948 г. в ВАСХНИЛ,
открывшей гонение на генетиков, в Москве прошла
конференция аграрников, после которой
большинство экономистов, в том числе Кондратьев
и Чаянов, оказалось в застенках, а потом
уничтожено. Политическая власть взяла верх над
усилиями практиков и специалистов и стала
диктовать свои методы и способы решения
экономических проблем. В свою очередь профессор
В.Мау
не
согласился с теми выступающими, кто говорил о
Госплане и НЭПе как о двуедином механизме
управления экономикой. На самом деле, по мнению
оратора,
Госплан явился порождением политики
военного коммунизма и был создан на базе
комиссии ГОЭЛРО, которая принципиально отрицала
финансовые методы управления и вообще
разработку государственного бюджета.
Неслучайно вплоть до кронштадтского мятежа
(февраль-март 1921 г.) в кулуарах Х съезда партии
вынашивалась идея превратить Наркомфин в
бухгалтерию по учету материальных ценностей, а
денежную систему ликвидировать. Да и само
решение о замене разверстки натуральным налогом,
приятое после подавления бунта в Кронштадте,
имеет слишком радикальные расхождения с
декретом о создании Общеплановой комиссии, чтобы
всерьез связывать Госплан и НЭП. К тому же между
плановиками и финансистами возник серьезный
конфликт по поводу моделей регулирования
народного хозяйства.
Госплан и “экономический скачок” 1925 г.
Участники дискуссии неоднократно отмечали, что
тема “Госплан и НЭП” в экономической литературе
освещается весьма противоречиво. Еще в 1926-1928 гг.
появились публикации о “серьезных ошибках в
плановых расчетах” на 1925-1926 гг., которые вызвали
трудности в экономике и неблагоприятно
отразились на судьбах НЭПа. С 30-х и до второй
половины 80-х годов деятельность Госплана
оценивалась только положительно. В конце 80-х и в
90-е годы опять стали звучать отрицательные
оценки периода НЭПа. Что же произошло в тот
период? Весной 1925 г. принято решение об увеличении
капиталовложений в промышленность в течение
хозяйственного года (октябрь 1925 – сентябрь 1926 г.)
в 3 раза – с 350 млн руб. до 1 млрд руб., что
явилось первым “скачком” в ускорении темпов
экономического развития. Инициатором и основным
лоббистом повышенных капвложений был ВСНХ во
главе с Дзержинским, хотя сам он выступал против
идеи “сверхиндустриализации”. Анализируя эту
ситуацию, ведущий научный сотрудник Института
экономики РАН
С.Лапина
отметила, что
“экономический скачок” был “спущен” Госплану
и тот “пропланировал”, изыскал источники
инвестиций – эмиссия, увеличение хлебозаготовок
и вывоз хлеба и сырьевых товаров. Выполнение повышенного промышленного плана
сразу же вызвало серьезные трудности.
Во-первых,
эмиссия уже к лету 1925 г. выросла на 55%.
Во-вторых,
план хлебозаготовок не выполнялся. Весенний
прогноз на очень высокий урожай и большой
избыток зерна не подтвердился, хотя валовой сбор
в целом превосходил показатели прежних лет.
В-третьих,
неудачными оказались попытки резко увеличить
вывоз сырья. В 1925-1926 гг. внутренние цены были на 20%
выше мировых (по золотому паритету червонца), а
мировые цены в связи с аграрно-сырьевым кризисом
снизились не менее чем на 5%. Из-за этой
диспропорции экспорт ряда товаров становился
нерентабельным – эшелоны с нефтепродуктами и
лесом подходили к границе, а затем возвращались
обратно.
В-четвертых, усилилось наступление
на частный капитал – с 1925 г. в городе вводились
новые виды налогообложения, повышенные тарифы на
железнодорожные перевозки и т.д., с 1926 г.
усилилось давление на зажиточные слои в деревне.
В-пятых,
Наркомфин во главе с Сокольниковым предложил
вывезти на мировые валютные биржи советский
золотой червонец, но он не получил широкого
спроса и с 1928 г. вывоз был официально запрещен.
Так закончилась частичная конвертация советской
валюты. В результате принятых мер, в том числе
замораживания строительства части объектов,
экономическое положение к концу 1926 г. удалось
стабилизировать. Более того, основные показатели
развития страны были довольно высокими.
Капвложения в промышленность увеличились в 2
раза, промышленное производство – более чем на
40%, валовой сбор зерновых культур – в 1,4 раза,
хлебозаготовки – в 1,8 раза. Доходы бюджета
выросли на 30%, профицит бюджета составил 15,3 млн
руб. Тем не менее
“скачок” 1925 г. нанес огромный
удар по экономике, по рыночным методам
хозяйствования. В последующие годы: темпы роста промышленности и сельского
хозяйства снизились вдвое; эмиссионная накачка усилила диспропорцию
между денежными и материально-вещественными
потоками воспроизводственного процесса; расширились масштабы “товарного голода”,
неудовлетворенный платежеспособный спрос
деревни в 1925-1926 гг. определялся в 350-370 млн руб., а в
1926-1927 гг. – уже примерно 500 млн руб.; трудности хлебозаготовки повторялись и
обострялись. В ходе дискуссии за “круглым столом” отмечено,
что 1925 г. стал пиком НЭПа, когда даже частный
капитал, несмотря на усилившееся давление,
показал высокий прирост в промышленности и
торговле (до 35%). Однако со следующего года эффект
НЭПа пошел на спад. Уже апрельский (1926 г.) пленум
ЦК ВКП(б) настаивал “на гораздо более жестком,
чем до настоящего времени, осуществлении
планового начала” как “очередной задаче”
развития хозяйства. “Скачок” 1925 г. не был в
полной мере осмыслен, его последствия
недооценены. Хлебозаготовительные трудности и
“просчет” в размерах инвестиций в
промышленность признаны следствием
субъективных ошибок Совета труда и обороны,
Наркомфина, планирующих органов, не сумевших
верно рассчитать хлебофуражный баланс и т.д.
Успехи и просчеты Госплана и НЭПа
Наша страна была первой в мире, организовавшей
общественное производство на основе годовых и
перспективных государственных планов, что было
важнейшим преимуществом социалистического
общества, отметил
Н.Байбаков.
Централизованная система управления сыграла
свою роль в период индустриализации страны,
позволила выиграть тяжелую войну 1941-1945 гг.,
первой выйти в космос, создать единую
энергетическую и транспортную систему в
масштабе огромной территории, обеспечить
топливно-энергетическую независимость и на этой
основе сформировать устойчивую доходную базу
бюджета, сохранившую свою силу и в последнее
десятилетие.
Госплан СССР оправдал свое
существование уже тем, что являлся органом
государственного регулирования экономических и
социальных процессов, к опыту которого с
пристальным вниманием относилось большинство
развитых и развивающихся стран. В частности,
Китай успешно сочетает государственное
планирование с рыночной экономикой и благодаря
этому уже 20 лет поддерживает ежегодные темпы
роста на уровне 8%. Госплан был большим учреждением, в нем работало
более 3 тыс. человек, и он, разумеется, не мог
эффективно управлять частными вопросами,
решение которых нужно было передать местным
органам управления. Тем не менее в 1961-1965 гг.
ежегодные темпы роста национального дохода
составляли около 6,5%. А в 1966-1970 гг., когда начались
реформы, разработанные председателем Совета
Министров СССР Косыгиным, они достигли 7,8%. К
сожалению, по мере углубления застоя в экономике
и политике они стали снижаться. Хозяйственные
руководители, отвечающие за положение дел в
государстве, в начале 80-х годов забили тревогу. Но
вместо того чтобы разумно использовать мощный
социально- экономический и кадровый потенциал
страны и решить без отрицательных последствий
для народа все возникшие проблемы, был объявлен
радикальный слом сложившейся системы
хозяйствования, начался непродуманный
форсированный переход от плановой экономики к
рыночной в короткие сроки. Наши доморощенные
теоретики рыночной экономики доказывали, что
рынку нужна свобода, что ему чужда и вредна
стратегия как наиболее выраженная форма
регулирующей роли государства. И такая стратегия
стихийности привела к неудачным итогам – в 1991 г.
ВВП снизился до 87% уровня 1990 г., а в 1995 г. – до 51%. По мнению Н.Байбакова,
одной из основных
ошибок в руководстве экономикой этого периода
стало пренебрежение опытом, который был накоплен
в системе государственного планирования.
Поэтому российскому правительству сейчас
необходимо вплотную заняться этой проблемой.
Опыт такой был и в деятельности прежних
планирующих органов. В частности, когда было
зафиксировано устойчивое снижение темпов роста
экономики, Госплан развернул работу по
органичному
встраиванию в систему планирования
товарно-денежных инструментов, что позволило
повысить масштабы восприятия научно-технических
новшеств и использовать возможности
информатизации. Но эффективный механизм из-за
недостатка времени создать не удалось. Однако
это не означает, что планирование исторически
себя изжило. Мировой опыт наглядно подтверждает
этот вывод. Достаточно обратиться к Китаю или
Японии, где существует государственный орган по
экономическому планированию. Другую точку зрения высказал профессор
В.Белкин,
который напомнил, что накануне перестройки на
сессии Госснаба СССР оглашены сведения,
показывающие, что половина производимой в стране
продукции не пользуется спросом. Поэтому
“заниматься ностальгией и хныканьем” по поводу
того, что за годы перестройки вдвое упало
производство, не нужно. Сегодня не производится
как раз та продукция, которая не была
востребована обществом. Тем более, что и
названные цифры требуют уточнения. В частности, в
“Вестнике статистики” № 2 за 1993 г. опубликованы
примеры, как “высокие” темпы роста достигались
путем приписок и откровенного вранья.
Оказывается, в машиностроении объемы
производства завышались в 4 раза, промышленности
– в 2 раза, строительстве – в 1,8 раза. К сожалению, не пошли на пользу и доллары,
полученные от продажи нефти и газа, производство
которых, по словам Н.Байбакова, возросло в 20 раз.
Эти деньги, заметил В.Белкин, не были проедены, а
пущены на развитие ВПК, гонку вооружений и
поставки оружия в “горячие точки” планеты, что
дестабилизировало обстановку в мире. Не следует
преподносить Госплан как храм науки. Это
утверждение можно отнести лишь к начальному
этапу его деятельности. Более поздний Госплан, по
мнению оратора, деградировал, стал
бюрократическим учреждением. Примером может
служить нобелевский лауреат Леонтьев, которого
изгнали из Госплана как раз за те идеи, которые
принесли ему мировую славу. Участники дискуссии сошлись во мнении, что
за
последние 1,5-2 года в России стали больше внимания
уделять стратегическим вопросам развития
экономики. Дальнейшим шагом в этом направлении
должно быть конституирование института
социально-экономического планирования, включая
разработку закона об индикативном планировании
как системы, формирующей ориентиры
социально-экономического развития и
синтезирующей национальные интересы страны в
экономике, которые должны учитываться
корпоративными структурами. Страна, обладающая
огромными природными ресурсами и транспортными
артериями мирового значения,
не может обойтись
без сильных государственных структур
прогнозирования и планового регулирования
экономики. Именно в этих организациях должны
анализироваться отечественная и зарубежная
информация о возможностях и целях развития
общества, формироваться ориентиры и индикаторы
роста. Это предполагает также создание в крупных
корпорациях собственных подразделений по
выработке целей и стратегии деятельности, что
уже широко распространено в США и других странах. В то же время в ходе дискуссии неоднократно
подчеркивалось, что очередной вариант
дерегулирования экономики, означающий полный
уход государства из руководства экономикой,
читается между строк программы долговременного
социально-экономического развития страны,
предложенной Грефом.
Во-первых, такой подход
противоречит всем мировым тенденциям и влечет за
собой последствия, которые уже получены за годы
российских реформ, – сокращение или развал
производства, обнищание населения, ухудшение
структуры экономики и ее экспортного потенциала.
Во-вторых, мы разучились извлекать уроки из
прошлого. В частности, в 20-е годы у руководства
страны нашлись силы сказать: прошлый период
“военного коммунизма” был ошибочным. Сегодня мы
ошибок признавать не хотим и не способны. А это
закрывает дорогу в будущее. Потому что
сейчас
страна стоит перед необходимостью поиска
принципиально новых подходов к разработке того,
каким должен быть этот экономический механизм, с
которым вступаем в XXI в.
– век знаний, культуры,
новых технологий. Но это и век новых методов
управления, опирающихся на современную
информационную базу подготовки и реализации
социально-экономических программ. Павел ВАСИЛЬЕВ
|
