Управленческие решения и экономический рост

– Господин президент, согласно официальным данным, 2001 г. стал для российской экономики третьим подряд годом роста, причем с темпом, превышающим среднемировые. После длительного и глубокого спада Россия по уровню ВВП и промышленного выпуска вышла на уровень 1993-1994 гг. Однако в Ваших публичных выступлениях звучит заметный пессимизм в перспективах дальнейшего экономического роста в стране. На чем основаны эти заключения?

– Анализ экономической ситуации показывает: примерно с октября 2001 г. в России началось заметное торможение экономики, а все внешние показатели благополучия национального бюджета и валового продукта стали базироваться исключительно на конъюнктуре нефтегазовых отраслей. В секторе других отраслей, включая энергетику и транспорт, наблюдается абсолютное падение показателей развития как в денежном, так и физическом выражении. В 2002 г. это ухудшение общехозяйственной конъюнктуры перешло в новое и отнюдь не лучше качество. Состояние неустойчивого равновесия сменилось признаками депрессии, угрожающей в любой момент перейти в спад производства.

Говоря о жизненном уровне населения, часто указывают, что в России этот показатель составляет всего 53% к соответствующим данным Португалии, которая в рейтинге стран Европейского союза занимает одно из последних мест. На деле это означает: если ежегодный прирост ВВП России будет составлять 5%, а португальская экономика останется на месте, то потребуется около 10 лет, чтобы ее догнать. Но поскольку экономика Португалии не стоит, а развивается, то для выравнивания жизненных уровней необходимо как минимум 20 лет.

В действительности же ситуация не такая безнадежная.

Во-первых, объем ВВП России совершенно неадекватно отражается статистикой. Так, по расчетам официальных органов, в 2002 г. валовой продукт страны должен составить примерно 300 млрд долл. Однако самые разные эксперты – Мировой банк, Европейский банк, ЦРУ США, ФСБ и Центральный банк России – оценивают его примерно в 1 трлн 200 млрд долл. Другими словами, россияне отстают от американцев не в 16 раз, как утверждает статистика, а примерно в 4,5 – 5 раз, тогда как в конце 80-х – начале 90-х годов наш ВВП был примерно в 3,5 раза меньше, чем у США.

Большое расхождение в цифрах Госкомстата и экспертов объясняется тем, что государственная статистика регистрирует лишь 25% финансовых операций, а 75% остаются в тени.

Следует уточнить: теневой оборот капиталов – не криминальный, который подлежит уголовному преследованию; он просто не фиксируется налоговыми и статистическими органами, но работает на благо общества, увеличивая количество рабочих мест и жизненный уровень населения. От его деятельности доходы получают не только собственники и менеджеры, но и те, кто занят непосредственно в производстве. Поэтому, если пересчитать уровень благосостояния россиян с учетом теневой экономики, то это уже будет не 53% уровня Португалии, а значительно выше. Такой вывод подтверждается банковскими операциями, объем которых намного превышает показатель, необходимый для ВВП в 300 млрд долл. С ним солидарна и Ассоциация российских банков.

Во-вторых, согласно официальной оценке, для достижения нынешнего жизненного уровня населения Европы или уровня благосостояния жителей США начала 90-х годов России необходимо увеличить объем ВВП не менее чем в 10 раз. Для такого роста не существует ни естественных, ни финансовых ресурсов. Да и технически он невозможен. По-другому будет выглядеть ситуация, если легализовать теневой сектор экономики. Над этой проблемой работают многие институты власти и бизнеса, ученые. В частности, она несколько раз обсуждалась на встречах ведущих российских предпринимателей с президентом В. Путиным. По результатам этого анализа глава государства дал соответствующие поручения правительству. Но система мер, разработанная кабинетом министров, как нам кажется, совершенно неадекватна тому, что предлагали бизнесмены.

Мировая практика знает два эффективных способа решения этой задачи. Первый – ужесточение контроля за деятельностью предприятий, принуждая их легализовать бизнес. Второй – создание благоприятного правового и налогового климата, при котором предпринимателям не придется идти на нарушение законодательства и раздавать взятки чиновникам, откупаться от бандитов, чем они вынуждены заниматься в большинстве случаев.

На мой взгляд, у правительственных органов сложилось иллюзорное представление, что решить задачу вывода экономики из тени можно только силовыми способами. Во-первых, численность госслужащих, занятых в сфере налогов и сборов, насчитывает уже почти 180 тыс. человек. Примерно 20% ее численности – полицейские, которые постоянно расширяют свои штаты. Во-вторых, проверить предприятие и наложить на него различного рода санкции могут восемь правоохранительных структур, которые тоже наращивают свой аппарат. Иначе говоря, избран метод тотального контроля и администрирования, который якобы только и способен заставить теневой сектор легализоваться.

Думаю, этот путь бесперспективный. Выходя на свет, многие предприниматели должны будут прекратить свой бизнес вообще, так как не смогут выжить в легальной экономике, где их ждет непомерное налоговое бремя. Если сегодня учесть совокупно все действующие налоги и сборы, то получится, что на 1 руб. выручки предприятие обязано заплатить 1 руб. 02 коп. налогов. Как человек, занимающийся практической экономикой, могу свидетельствовать: все заверения Министерства финансов и Государственной думы о том, что в новом Налоговом кодексе снижено бремя налогообложения, не соответствует истине. Уменьшено лишь количество платежей: раньше их было 108 видов, сейчас примерно 80. Но это количественный показатель. А качественный показывает, что налоговая нагрузка на предприятия возросла. Так, в 2001 г. в промышленности налоги и сборы составляли около 43% ВВП, а после введения Налогового кодекса их доля увеличилась до 52%, т. е. фискальная нагрузка возросла почти на 10 пунктов.

Тактика властей, направленная на то, чтобы, с одной стороны, силовыми методами ликвидировать теневую экономику, а с другой – усилить налоговый пресс, может привести только к стагнации производства и дальнейшему сокращению темпов экономического роста.

– Какие факторы, на Ваш взгляд, в первую очередь определяют нынешнее падение объемов производства и темпов экономического роста в целом?

– Во-первых, на экономическую ситуацию негативно влияет огромный диспаритет мировых и национальных цен, а также цен на продукцию различных отраслей. Так, в 80-е годы 1 л молока стоил примерно столько же, сколько и 2 л бензина или 2,5-3 л дизельного топлива. Сегодня ситуация противоположная: 2,5 л молока по цене равняются 1 л бензина или 1,5 л дизтоплива.

Во-вторых, некоторые отрасли, в частности ТЭК, МПС, РАО ЕЭС, очень быстро вышли на мировой уровень цен, причем либерализация проведена без учета ее негативных последствий. Разница в стоимости продукции естественных монополистов в России и на мировых рынках составляет примерно 1,5 – 2 раза. В то же время стоимость других товаров, особенно изделий конечного потребления, розничные цены на которые должны соответствовать уровню жизни населения, оказались ниже мировых в 8 – 10 раз. И это вынужденная мера, поскольку в противном случае народ просто перестанет потреблять эти товары.

Из этого следует: первая задача, которую надо немедленно решить, – восстановление паритета цен как внутри российской экономики, в частности между отдельными ее отраслями, так и относительно мировых показателей.

К слову сказать, правительство уже приняло ряд мер по сдерживанию “аппетита” естественных монополистов, но эти шаги – всего лишь имитация решимости. Информация о действиях власти подается весьма своеобразно. Например, сообщается: газовики или энергетики требовали поднять цены в 2 раза, а правительство, защищая интересы населения, разрешило их увеличить, скажем, только на 70 или 50%. И поэтому правительственная цифра кажется достаточно справедливой.

На самом деле ускоренный рост цен на продукцию естественных монополий продолжается и уже достиг уровня, не приемлемого для остальных отраслей. Это омертвляет значительную часть экономики, не позволяет другим товаропроизводителям, в частности перерабатывающей промышленности, вообще думать о развитии. Любые замыслы предпринимателей этого сектора становятся нереальными из-за высоких затрат на перевозки и энергоресурсы.

Расчеты показывают: чтобы дать время и возможность другим отраслям экономики адаптироваться к рыночным условиям, следует стабилизировать цены естественных монополистов и держать их под жестким контролем. Такое решение необходимо, даже если оно потребует бюджетных дотаций на инвестиционные программы в этих отраслях. Чем ниже будет уровень внутренних цен на энергоресурсы и транспортные перевозки, тем быстрее начнется подъем в остальных секторах экономики.

Анализ экономической ситуации также дает основание для вывода о недооценке официальной статистикой размеров валового продукта, в частности капитализации производственных активов. Из-за неполной информации и отсутствия прозрачной бухгалтерской отчетности в обществе складывается мнение, что совокупная стоимость российских предприятий сопоставима, например, с фирмой Форда. Достаточно сказать, что капитализация 30% АО “Объединенные машиностроительные заводы” составляет всего 30 млн долл. Смешная цифра, если знаешь, что в этот конгломерат входят такие гиганты машиностроения, как Уралмаш, Ижорский и три крупных петербургских завода, составлявшие 50% мощностей бывшего Атоммаша.

Так не может быть теоретически. По нашим расчетам, реально капитализация российского производственного потенциала занижена примерно в 8 раз за счет того, что на рынок не выводится огромное количество собственности, попавшей в руки новых владельцев после приватизации, проведенной в начале 90-х годов. Она не выставляется на продажу ни в форме акций предприятий, ни каких-либо других активов, хотя расчет на собственные силы не оправдался. Новые хозяева оказались не в состоянии поддерживать производственные фонды на уровне современных технологий.

Практика показала, что эффективным собственником может быть только тот, кто не допускает на рынке снижения потребительной стоимости своих активов. А если у новых владельцев предприятий нет ни новых технологий, ни толкового маркетинга и менеджмента, а продукция не обновляется, то рано или поздно производственные фонды изнашиваются и морально стареют, превращаются в металлолом.

К сожалению, таких собственников большинство. Поэтому, по нашему мнению, государству следовало бы более жестко подходить к проблемам санации и банкротства предприятий. Но вместо решительных действий правительство уже в четвертый раз идет на реструктуризацию и списание долгов. Стратегически эта мера ничего не даст кроме перемирия с владельцами обанкротившихся компаний. От этой акции деньги у них не появятся, а следовательно, не будет и инвестиций. В результате производство продолжит разрушаться. А государство по-прежнему будет терять доход, который бюджет мог бы получать в виде налогов. Следовательно, не стимулируя выход активов на рынок, власти закрывают дорогу более эффективным собственникам.

– Все прошедшее десятилетие ахиллесовой пятой инвестиционного климата в России были корпоративное управление и защита прав собственников. Какие меры должны быть приняты для привлечения иностранных инвестиций?

– Действительно, отсутствие четких правил внешних заимствований препятствуют притоку инвестиций в экономику, росту деловой активности и повышению эффективности и конкурентоспособности российских предприятий. В то же время практика показывает, что российскому бизнесу нужны не только деньги. В первую очередь необходимы эффективный менеджмент, новые технологии и оборудование. И только потом новые деньги. Но зарубежные капиталисты не стремятся заполнить эту нишу, а в результате нет покупателя на активы. Тем более, что заниженная капитализация не дает возможности нормально наладить финансовые потоки.

На мой взгляд, который разделяют многие ученые и специалисты, для решения этой задачи надо создавать в легальном секторе экономики атмосферу, приемлемую для функционирования иностранного капитала. Первая составляющая этого процесса – радикальная дебюрократизация административной системы. Например, чтобы во Владивостоке или Калининграде зарегистрировать предприятие с иностранным участием, требуется получить регистрацию в Москве. Для этого нужно не один раз приехать в столицу, получить согласие восьми министерств и ведомств, зарегистрировать печать в МВД РФ, собрать 32 визы для постановки СП на учет в разных организациях. Причем высота этого бюрократического барьера совершенно не зависит от размера уставного капитала будущей фирмы – будь он 100 млн долл. или всего 1 тыс. Понятно, что при таком порядке огромное количество предпринимателей вообще не считает нужным регистрироваться. Они создают фирмы-однодневки по форме обществ с ограниченной ответственностью или покупают готовую организацию с уставным взносом 500 – 1000 руб., проводят необходимые операции и тут же их закрывают.

Вторая составляющая благоприятного предпринимательского климата – либерализация налоговой системы. На встрече в Кремле с руководителями российского бизнеса президент В. Путин поддержал наши предложения о реформе налогообложения и дал соответствующее поручение правительству. Но после того как наши пожелания трансформировались в правительственное решение, они оказались далеки от идей, с которыми согласился президент. А в Государственной думе дискуссия развернулась не о том, как вывести бизнес из тени, а какие потери может понести бюджет от этой операции. При этом все понимали: налоги платит лишь три предпринимателя из каждых десяти. Тем не менее депутаты и чиновники начали подсчитывать, какую сумму потеряет казна, если налогообложение станет легче, но зато весь бизнес выйдет из тени и начнет платить налоги.

Важным ключом к решению проблемы повышения эффективности и роста экономики должна стать последовательная и понятная финансовая политика властей. Суть сводится к однозначному ответу на вопрос: каким должен быть рубль?

В обществе сложились две точки зрения на эту проблему. Одна из них утверждает, что рубль должен укрепляться и в итоге должен стать твердой валютой. Однако анализ, проведенный за предыдущие восемь лет специально созданной в РСПП группой, показал: российская экономика начинает оживать только при постепенно “проседающем” рубле. Как только отечественная денежная единица становится твердой или попадает в коридор, экономический рост резко тормозится.

К сожалению, ни правительство, ни Центральный банк до сих пор четко не определили свою финансовую политику. В перспективах рубля не было ясности при бывшем главе ЦБ В. Геращенко, нет ее и при новом председателе С. Игнатьеве. А прозрачная и понятная финансовая политика нужна хотя бы для того, чтобы иметь реальную статистику в сфере производства и потребления, дающую возможность определить уровень доходов и расходов, точно знать, что в экономике происходит и какие меры следует предпринять, чтобы основная масса бизнесменов включилась в легальный сектор.

– Исследования западных аналитиков, в частности Союза немецкой экономики в РФ, показывают, что трудности с привлечением в экономику дополнительных капиталов, в том числе и отечественных, возникают еще и от того, что в России невозможно управлять рисками. Как Вы относитесь к этим утверждениям?

– Мой личный предпринимательский опыт подтверждает эти опасения. Действительно, в России тяжело вести бизнес, поэтому браться за предпринимательство отваживаются немногие, прежде всего классические менеджеры Запада. Они могут успешно работать лишь в прозрачной экономике, прогнозируемой по всем внешним факторам. Если же менеджер оказывается в условиях, когда, с одной стороны, деятельность компании не может быть открытой, иначе ее ждет банкротство, а с другой – финансовый результат должен быть завуалирован и спрятан, то толку от такого специалиста не будет. Поэтому и деньги в такие фирмы никто вкладывать не станет.

Вопрос еще и в том, что на продукцию многих стратегических предприятий, прежде всего оборонного комплекса, пока нет покупателя. Тем не менее эти уникальные производства решено сохранить, для чего приходится прибегать к прямой помощи этим объединениям, создавать для них специальный фонд развития, средства которого правительство вместе с Государственной думой будут распределять по отдельным проектам.

На мой взгляд, вместо поиска одноразовых рецептов спасения предприятий правительство и законодатели должны найти ответ на главный вопрос – как обезопасить экономику от политических рисков и форс-мажорных ситуаций, создаваемых людьми. Речь идет не только о риске, связанном со сменой главы государства, но и о возможности непрогнозируемого изменения законодательства, непрофессиональных действиях чиновников, непонятной денежной политике.

Без принятия эффективных мер в этой сфере ни отечественный, ни иностранный капитал в Россию не придет. Рисковать в такой неустойчивой обстановке никто не хочет, поэтому продолжается утечка денег. Правда, в последние год-два она снизилась с 40 млрд до 16-20 млрд долл., тем не менее бегство капитала продолжается. Возвращают только тогда, когда невозможно не вернуть.

Другая грань этой проблемы – защита интересов собственников при смене политических режимов и политических элит. О необходимости таких мер говорят такие факты. В 1999 г., после дефолта 1998 г., в арбитражных судах рассмотрено 4,3 тыс. дел о банкротстве предприятий и организаций. А на 1 января 2002 г. их уже было 44,8 тыс. Такой рост, как нам представляется, произошел потому, что и в регионах, и на федеральном уровне к власти пришли новые люди, начавшие передел собственности. Ясно, что в такой обстановке нельзя ждать большого притока иностранных инвестиций, если у предпринимателя нет уверенности в политической стабильности в стране.

Много раз сказано, что невозможно привлечь инвестиции или выйти на нормальный экспортно-импортный торговый оборот, если в государстве нет компании, страхующей политические риски. Тем более что во всех промышленно развитых странах подобные структуры (например, фирма “Гермес” в Германии), страхующие экспортно-импортные операции и инвестиции в плохо прогнозируемых экономиках, существуют.

Российское же правительство предпочитает по-прежнему идти путем персонификации денег под конкретные проекты. Решение задачи происходит по схеме: предприниматели сдают свои предложения в конкурсную комиссию (раньше она была при Минэкономики, а теперь в Минпроме), которая и проводит тендер. Кто выиграет, тот и получает финансирование. Но все это от лукавого. Понятно, что победителем окажется тот, кто больше заплатит или у кого свой человек принимает решение.

Сколько бы ни говорили о пагубности такого подхода, правительство предпочитает сохранить эту структуру деления денег вместо того, чтобы проводить отбор претендентов открыто, по международным правилам, с участием независимой страховой компании. Желательно, чтобы управлял этой компанией иностранный менеджмент с известными именами, а сама она имела капитал 500-600 млн долл. Такую сумму найти не сложно. Деньги, в частности, есть у Центрального банка, активы которого превышают 40 млрд долл., и 500-600 млн не повлияют на его стабильность. Кроме того, есть накопления и у других государственных структур.

Давно известно, что 1 долл. капитала компании по страхованию политического риска дает возможность оградить от неприятности до 20 долл. прямых инвестиций. Таким образом, создав страховой фонд на сумму 500 млн долл., можно получить благоприятные условия для притока частных инвестиций в объеме 10 млрд долл. Естественно, вся эта часть должна быть абсолютно прозрачной. А профессионалы по экономическим показателям смогут решать, какой бизнес-проект финансировать в первую очередь, а от чего можно отказаться.

Но такой метод, очевидно, не устраивает политическую элиту, которая предпочитает делить деньги по своим критериям. Свидетельством тому тот факт, что ни одного аргумента против страхования политических рисков не приведено, но и реальных движений в этом направлении не видно. По-прежнему идут письма с прямыми поручениями президента, которые через три месяца “прокрутки” в чиновничьих кругах совершенно меняют свой смысл. И на все находится оправдание – переговоры с ВТО, падение цен на нефть и т.д.

Вероятно, надо сосредоточиться на самых простых действиях, которые не вызовут разногласий. Дискуссия может развернуться только по механизмам ее решения. В частности, ни одна политическая элита, ни одна фракция или депутатская группа в Госдуме не выступают против того, чтобы вывести теневой бизнес в легальную часть экономики. Вопрос только в механизмах, они достаточно простые.

Второе действие должно коснуться либерализации налогообложения, способной создать механизмы внутреннего накопления инвестиционного ресурса. Дело в том, что в ближайшие два – три года нам не приходится всерьез рассчитывать на доходы от экспорта промышленной продукции или продукции глубокой переработки. Во-первых, у нас нет таких продуктов для массовой поставки на внешний рынок, во-вторых, условия наших взаимоотношений, как с ЕС, так и ВТО, не дадут реальной возможности это сделать. Поэтому в дальнем зарубежье можно зарабатывать только на сырьевых товарах. Продукция же машиностроения и перерабатывающей промышленности, на которой держится экономика промышленно развитых стран, может быть востребована прежде всего в собственном государстве и на рынках стран СНГ.

К сожалению, в отношении российского рынка позиция правительства двойственная. То оно повышает импортные пошлины, чтобы поддержать отечественного товаропроизводителя, то резко снижает их, чтобы ВТО заметила наше желание работать по международным стандартам. Но такие непоследовательные действия привели к тому, что таможенные пошлины на импортную продукцию легкой промышленности снижены до 5-7%, а пищевой – до 5-10% против предыдущих 20%. В результате начавшая было оживать отечественная индустрия этих отраслей оказалась не в состоянии конкурировать с зарубежными производствами.

Ни для кого не секрет, что, например, в странах ЕС, не говоря уже о США, официальные дотации в сельское хозяйство составляют 600 долл. на 1 га земли. В России по бюджету они равны 6 долл. Но и те распыляются по дороге к крестьянину. Понятно, что при такой финансовой поддержке государства западные фермеры могут держать очень низкую цену на свою продукцию. А еще существует специальная программа экспорта в Россию, гуманитарные программы поддержки России от голода, созданные в начале 90-х годов, которые никто не пересматривал. Таким образом, реально продукция западного агросектора дотируется примерно на 30% цены, поэтому российские крестьянские и фермерские хозяйства не в состоянии с нею успешно конкурировать. Поэтому низкий уровень таможенного налогообложения импортных товаров этого сектора серьезно подрывает экономику российского АПК.

Аналогичное положение и в электронике. Правительство, в частности, снизило пошлины на импортные кинескопы для российских телевизоров, но лишь на те, которые не пользуются большим спросом. Зато на готовый зарубежный телевизор устанавливают таможенный сбор всего 5%. Ясно, что при том уровне производительности труда и качества изделий, которым обладают Япония и другие страны Юго-Восточной Азии, российские телевизионные заводы соревноваться с ними не могут. В результате ликвидируются уже не только предприятия, а целые отрасли.

Хотелось бы верить, что у руководства страны хватит воли и политических инструментов переломить эту обстановку. В противном случае через год-два ситуация будет гораздо хуже, чем сегодня. Потому что процессы падения темпов экономического развития продолжаются, а в ряде отраслей уже отмечено снижение уровня, достигнутого в 1999 – 2000 гг.